Горная служба

[toyohara]

1871
управляющий: горный инженер, коллежский советник П.В.Богославский Св.Станислав 2 и 3 степени
член Петровской Горной Конторы: З.Ф.Некрасов
секретарь: М.М.Иванов
коммисар припасов: Л.А.Мельников
смотритель Балягинского рудника: Х.Р.Алексеев


юбилей завода в 1889 году.


1892

управляющий горный инженер: И.И.Лебединский
помошник горный инженер Мих.Густ.Людв.Гринцевич
канцелярские служители
и.д.конторщика П.Л.Лежанкин
коммисар: Л.Л.Занадворов

старшие уставщики: А.И.Сутурин, К.П.Карпов

младшие: А.А.Сутурин, В.И.Колобов

кандитат на уставщика: П.Л.Занадворов , Н.А.Сутурин, Я.М.Иванов

помошник конторщика: М.М.Иванов
писарь: Д.М.Елисафенков, О.Х.Алексеев

Памятная книжка Забайкальской области. На 1895 год. Ч. 1 Изд. Забайк. ОСК; - Чита, 1895
-- Стр 57 --
.......
б) По чугунно-железному производству - Петровский железоделательный завод
Управляющий заводом горный инженер статс. советн. Иван Ильич ЛЕБЕДИНСКИЙ.
И.д. Помощника управляющего Горный инженер коллеж. секретарь Михаил Иванович ДЕМЕНТЬЕВ.
Механик технолог губерн. секрет. Андрей Виктрович ЛУТКОВ.
Старшие уставщики канцелярские служители: Яков Михайлович ИВАНОВ, Андриан Иванович СУТУРИН, Всеволод Иннокентьевич КОЛОБОВ, Константин Петрович КАРПОВ.
Кандидаты на уставщика канцелярские служители: Петр Леонтиевич ЗАНАДВОРОВ, Михаил Харламтьевич АЛЕКСЕЕВ.
Конторщик коллеж. регист. Петр Леонтьевич ЛЕЖАНКИН.
Комиссар канцел. служит. Михаил Михайлович ИВАНОВ.




1900
управляющий заводом М.И.Дементьев
старшие уставщики: В.И.Колобов, Я.М.Иванов, П.Л.Занадворов
кандитат на уставщика: М.Х.Алексеев
конторщик: П.Л.Лежанкин
комиссар: М.М.Иванов


1903

управляющий заводом инженер М.И.Дементьев
старшие уставщики: Я.М.Иванов, П.Л.Занадворов
кандитат на уставщика: М.Х.Алексеев
конторщик П.Л.Лежанкин
комиссар: М.М.Иванов
фельдшер: Т.П.Лабурев



герб петровского завода

[toyohara]

Жестокое обращение с бесправным людом, как горнорабочие и разные служителя, даже в то бесчеловечное время не выражалось резко, как на других заводах. Горнозаводские рабочие и служащие свободно вздохнули во время управления Петровским Заводом Оскара Александровича Дейхмана, человека в высшей степени гуманного, друга Горбачевского. (...)
Преемниками Дейхмана в Петровском Заводе были последовательно горные инженеры: Н. Н. Дубровин, Пав. Вас. Богославский, Андрей Ник. Таскин. Все прекрасные люди и друзья Горбачевского.
Общество местное составляли священник, два купца да заводские служащие. Иван Иванович не только со всеми был в ладу, но всеми уважаем, был в своем роде патриархом.
Петрозаводское общество нередко оживлялось приезжими гостями. Этот маленький горный мирок имел и свою интеллигенцию, группировавшуюся, разумеется, около Ивана Ивановича.



П.Е. Мальцев - оберштейгер при декабристах

[toyohara]

АНИКИН ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ * 1840–? * ГИ-1860 * из обер-офицерских, ур. Иркутской губ. (Аникин Яков Иванович, г.и. - см.); пристав (1861), упр. (1864) Лунжанкинским зол. промыслом Нерч. г.о., упр. Верхне-Карийским зол. промыслом (1864), ка (1866), в Амурской золотопоисковой партии (1867-1868), мл. упр. Больше-Кудечинским и Мало-Кудечинским (1870), Урюмским (1875) зол. промыслами, упр. Петровским з-дом и округом (1875,С-80,85), сс (1883) * Людмила Осиповна * Владимир 1866, Мария 1874 * С-65; С-71; С-80; С-85 * 37-47-8(1873 г.),757(1875 г.),1014(1877 г.); 468-23-219(1885 г.).


АРСЕНЬЕВ АЛЕКСАНДР ИЛЬИЧ * 1807–ок. 1875 * ГИ-1829 * сл. начал на Олонецких заводах, в 1831 переведен в Нерчинский округ, с 1832 – пом. упр., затем упр. Петровским заводом Нерчинской горной экспедиции, майор КГИ (1839), с 1842 – пом. горного нач. Екатеринбургских заводов, обследовал месторождение г. Магнитной и состояние Нижнетагильских заводов, плк (1849), горный нач. Гороблагодатских з-дов (С-50), при Гл. управлении КГИ (С-65), горный нач. Воткинского з-да (1865-1868), ген-м ** Елена (муж - Иосса Александр Александрович, г.и.), Орест 1842, Илья 1850?, Алексей 1852? * С-35; С-41; С-50; С-65; Балабанов В.Ф. Исследователи Восточного Забайкалья: Биобиблиографический справочник. - Материалы к «Энциклопедии Забайкалья. Вып. 5. Чита, 2000; Козлов,1981; Шкерин В.А. Сибирский друг декабристов в Екатеринбурге (А.И.Арсеньев). – В кн.: Екатеринбург – вчера, сегодня, завтра. Матер. конф. Екатеринбург, 1998 * 37-47-501(1875 г.); 44-3-423(1861 г.), 664(1863 г.).



ВАСИЛЬЕВ ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ * ?–? ** мл. врач Петровского завода в Нерчинском г.о. (ПКЗ-1894,АК-1895), в 1895 ттс *** ПКЗ-1894; АК-1895.

ГРИНЦЕВИЧ МИХАИЛ ЛЮДВИГОВИЧ * ?–? * ГИ-1888 * и.о. пом. Управл. Петровским з-дом в Нерч. горном округе (С-90), механик и архитектор Нерч. г.о. (АК-1895).


ДЕВЯШИН ЕФИМ * 1747–? * 1760 * из мастерских; сл. в Нерч. округе начал рудокопщиком, кузнечный ученик (1782), инструментальный мастер (1783), шихт 14 кл., упр. Петровским железоделательным з-дом (1801),


БАРОЦЦИ-ДЕ-ЭЛЬС ИВАН АНТОНОВИЧ * 1805–1863 * ГИ-1825 * из дв. Моск. губ., католического вероисповедания; по окончании ГКК определен в СПб-завод, в 1826 – дежурный штаб-офицер в ГКК, с 1827 – в штате Грузинской горн. экспедиции, проводил геологические исследования, осуществлял надзор за работой Тифлисского монетного двора, за исправностью нефтяных колодцев в Баку, по прошению переведен в Златоустовские з-ды чиновником разных поручений по Оружейной фабрике (1831), был пом. упр. чертежной (1832), пробирером Лаборатории на Екатеринбургских з-дах (1833), упр. Каменского з-да Екатеринбургского округа (1833), пом. горного нач. Гороблагодатских (1846), Екатеринбургских (1847) з-дов, строитель Николаевского железоделательного з-да в Нижнеудинском округе в Восточной Сибири (1848–1854), плк КГИ (1850), ревизор по чугунно-железному производству при Гл. управлении Восточной Сибири с правами Уральского берг-инспектора (1855), проводил инспекцию Петровского и Николаевского з-дов (1856), испытания первых пароходов на Байкале (1858), ген-м КГИ (1860), в распоряжении и.д. ген.-губернатора Восточной Сибири (Список-62) ** Николай 1837, Мария 1839, Юлия 1841, Соломония 1843 * Перечень; С-35; С-50; Список-62; ДГС; Интернет; Переписка ген-губернатора Вост. Сибири Н.Н.Муравьева-Амурского об освидетельствовании вновь устроенных пароходов на Байкале

[toyohara]

БАРБОТ-ДЕ-МАРНИ ЕГОР ЕГОРОВИЧ * 1743–1796 ** «родом француз», родился в России; в воен. сл. – капрал, сержант (1752), прап (1755), поручик (1762), ппор Сухопутного шляхетского корпуса (1767), капитан (1769), служил в Нерч. горном батальоне (создан в 1771), секунд-майор (1774), нс (1783), горный советник и первый член в Нерч. Горной экспедиции (1787), нач. Нерч. з-дов (1788–1796), строитель Петровского з-да (1789), основатель з-дских школ, минералогического кабинета в Нерч. з-де – первого Забайкальского музея, кс (1796) ** Николай ?, Яков ?, Елизавета * Перечень; РБС; АК-1796; Первый музей Даурии. - «Забайкальский рабочий», 2004, № 97; Мясников А. Заметки о Нерчинских заводах – Сибирские огни, 2006, № 11; Интернет * 468-37-241(1788-1793 гг. - переписка с М.Ф.Соймоновым).

А вы знаете, что потомком основателя Петровск-Забайкальского Барбота-де-Марни является известная актриса Наталья Варлей?


Фамилия Варлей – валлийская. Мари Варлей – бабушка Станиславского – была француженкой. У меня есть наше генеалогическое дерево Варлеев и Барбот де Марни – это мамина девичья фамилия. Жорж Барбот де Марни когда-то приехал в Россию служить офицером у Петра Первого. Женился на русской и остался здесь, положив начало целому роду. По маминой линии все мужчины стали горными инженерами. Автор романа «Князь Серебряный» Алексей Константинович Толстой – наш дальний родственник. С Барбот де Марни, которые живут в Америке, Эстонии, Швейцарии, мы однажды встречались, одна инициативная представительница нашей фамилии собирала нас вместе в России. Мы посмотрели друг на друга и поняли, что все внешне похожи.


В конце 60-х Н. Варлей вышла замуж за своего однокурсника - Владимира Тихонова (он был сыном Н. Мордюковой и В. Тихонова). Вот как она описывает историю своего замужества: "Володя влюбился в меня, когда увидел "Кавказскую пленницу". Он был молодым, сильным, крепким. У нас были общие дипломные спектакли, я играла Снегурочку, он - Мезгиря. Он был очень способный человек, с прекрасными внешними данными, добрый по сути. Володя четыре года ночевал на чердаке, чтобы увидеть, как я прохожу мимо. Но когда мы поженились, он стал ревновать меня к каждому фонарному столбу. Находились люди, которые говорили ему: "Я с ней был". И мы выясняли отношения через день!"
Окончив училище в 1971 году, Варлей поступила в труппу Театра имени Станиславского. Ее первой большой ролью была Роз-Мари Фей в спектакле Н. Погодина "Альберт Эйнштейн". Затем она получила еще две главные роли, однако сыграть их ей тогда не удалось по вполне прозаической причине: она забеременела. Вскоре на свет появился сын, которого назвали Василием. Однако к тому времени молодая семья уже распадалась: Владимир Тихонов стал все чаще злоупотреблять алкоголем, в доме на этой почве постоянно происходили скандалы. И Варлей приняла решение развестись.


Наталья Варлей о сыне: - "Василий тоже очень талантливый парень, с замечательным художественным вкусом. Он учился в Институте современного искусства, где я два года преподавала актерское мастерство. Но дотянул он до третьего курса, решил, что нужно зарабатывать деньги, он взрослый человек и не желает, чтобы мама платила за его учебу. Как я его ни уговаривала, он не согласился.
– Василию 38 лет. Талантливый художник и скромный человек. Впрочем, иногда его скромность перерастает в неуверенность в себе. Я очень надеюсь, что ярчайший талант его все-таки проявится когда-нибудь! Он писал в детстве рассказы, стихи. Мой внук, его сын Женя, в этом пошел в него, тоже пишет стихи, философ. Жизнь быстро летит. Жене уже 15 лет, а мне кажется, что совсем недавно он был таким маленьким… И младший сын, и внук. А они уже совсем взрослые мужчины."
(по материалам прессы)

[toyohara]

В 2013 году исполняется 270 лет со дня рождения Е.Е. Барбота де Марни, горного офицера, начальника Нерчинских заводов (1743-1796) одного из основателей города Петровск-Забайкальского (Петровского Завода)



БАРБОТ ДЕ МАРНИ Егор Егорович (1743—1796, с. Нерчинский Завод Нерчинской обл.), горный офицер, нач. Нерчинских з-дов, французский дворянин. В 8 лет зачислен капралом на рос. службу. В 1752 получил чин сержанта, в 1767 переведен в сухопутный шляхетский корпус. В 1776 в звании секунд-майора временно управлял Нерчинскими з-дами вместо В. Нарышкина. В 1787 назначен 1-м чл. Нерчинской горной экспедиции. Предложил сохранять леса возле Нерчинского Завода, построить мост через р. Борзя на пути от Кличкинского рудника до Кутомарского з-да, наряду с трудом приписных крестьян использовать труд наемных рабочих. С 1788 занимал пост нач. Нерчинских з-дов. При нем был учрежден Горный совет — коллегиальный орган, ответственный за решение хоз. и некоторых адм. вопросов. Выступил инициатором создания минералогического кабинета (см. Минералогические кабинеты), Нерчинско-Заводской хим. лаборатории (см. Нерчинского Завода горные лаборатории), «казенного» приплодного табуна. Добился передачи Доронинского содового озера (см. Доронинское, озеро) в заводское ведомство. Боролся с пьянством, нарушителей дисциплины — беглых рабочих и каторжан — приказывал «сечь нещадно». Искалеченным и престарелым рудокопам назначал пособия. За время его пребывания в должности нач. (1788—96) при его непосредственном участии открыты Петровский и Талманский заводы. Похоронен на Нерчинско-Заводском кладбище.


Ист.: ГАЧО, ф. 31, оп. 1, д. 258, 259, 261.

Лит.: Обручев В. А. История геол. исследования Сиб. Период первый. — Л., 1931; Вырупаев А. А. Один год из жизни Барбота де Марни // Сов. Приаргунье. — 2002. — 28 марта; Мясников А. В. Господин коллежский советник // Заб. рабочий. — 2002. — № 1. — 29 сент.

[toyohara]

Жорж Барбот де Марни (Barbot de Marny - фр.) приехал в Россию из Франции во времена Анны Иоанновны в 1737 году. В чине капитана Жорж поступил на службу в русскую армию, женился на немке и остался в России. Их сын тоже женился на немке, но все последующие Барбот де Марни брали в жен исключительно русских барышень, совершенно обрусели, сохранив только экзотическую для русского уха фамилию. Семья разрасталась и распалась на две большие ветви, петербургскую и сибирскую.


Лидия Глебовна Барбот де Марни - из забайкальского ответвления семьи. Из генеалогического древа аристократического французского рода, составленного недавно петербургским историком, явствует, что пра-прадедушка Лидии Глебовны был в родстве с Алексеем Константиновичем Толстым. Немало Барбот де Марни пошли по военной стезе, дослужившись до высоких чинов, а профессор Петербургского Горного института Николай Павлович Барбот де Марни был известным геологом, исследователем Тагила и Севера огромной Российской империи.
Да и другие потомки капитана c честью проявили себя на протяжении почти трех веков на самых различных поприщах.


Во время гражданской войны отец Лидии Глебовны Барбот де Марни в 1920 году бежал из Улан-Уде в Китай, где встретился с мамой Лиды. Девичья фамилия ее Пономарева, она тоже родом из Сибири. Молодые поселились в Харбине, у них родился сын, а тремя годами позже, в 1930 году в Мукдене, куда переехала семья, появилась на свет Лида.


Лида Барбот-де-Марни с родителями и братом




С братом Борисом в парке Бэйлин города Мукдена





Когда ей было пять лет, отец, работавший в архитектурном бюро, поехал в командировку куда-то в провинцию, заболел тифом и умер. На руках у мамы осталось двое детей и парализованная мать - бабушка Лиды. Через год бабушка умерла, и семья снова переехала, на этот раз в Шанхай. Жили втроем в одной комнате, остальные сдавались, мама подрабатывала еще в русском кондитерском магазине.
Как и в Харбине, русская колония в Шанхае была маленьким государством в государстве, и контакта с местным населением практически не было. Лидия Глебовна вспоминает разве что одного боя-китайца, заплетавшего ей косички и певшего какие-то свои песенки. Лида стала ходить во французскую гимназию, французский у нее и сейчас очень хорош, да и английский в последние годы восстановился.
В шахматы в семье играли все: папа, мама, брат, научилась играть и Лида. Было это еще в Мукдене, в Шанхае же маме некогда было с ней играть, а брату не интересно: не доросла еще, да к тому же девчонка. Так что играла с кем придется. Шахматы нравились, однажды научила игре соседского мальчика, так и сражались с ним все лето.
Когда кончилась война, в русском Шанхае царила полная эйфория: было забыто, кто красный, кто белый – русские победили! Объявили о сталинском указе: все дети, оставшиеся без родителей, могут вернуться на родину. Тут же дамы-патронессы из советских клубов появились: Родина – зовет! Родина – ждет! Будете учиться на родном языке! В Советском Союзе! Лида к тому времени осталась круглой сиротой: в 1945 году у нее неожиданно умерла мама.
Нельзя сказать, что вести о происходящем в СССР не доходили до Китая. Уезжавшие домой обещали: если все хорошо получится, в письме будет – «пишу эти строки стоя», а если плохо – «сидя». Приходили письма – лежу, значит, я и пишу тебе письмо...
Доводилось слышать всякое, но Лиду ничто не могло испугать: смешливой, неугомонной девчонке только-только шестнадцать исполнилось, и море было ей по колено: всё хотелось испытать и никакие испытания не были в тягость.
Во Владивосток отплыло несколько пароходов; среди возвращавшихся на родину были и группы русских детей. На «Смольном», последним из них, 4 сентября 1946 года покинула Шанхай и Лида Барбот де Марни. Пароход шел долго, и Лида целыми днями резалась на палубе в шахматы с солдатами, возвращавшимися из Японии домой.

Прощай Шанхай! 4 сентября 1946 года. В группе из сорока одного русского ребенка Лида Барбот де Марни (третья слева в первом ряду)
Уезжали потом и семьями, но большинство осталось, уехав из Китая только через несколько лет, когда к власти пришел Мао. Желающих вернуться в Советский Союз оказалось немного; путь «русских китайцев» лежал в разные страны: Австралию, Канаду, Израиль, Бразилию, Америку, главным образом, в Калифорнию. Там и сейчас живут родственники и друзья детства Лидии Глебовны.
Перед самым отъездом из Шанхая увидела Лида в итальянской газете диаграмму с шахматными фигурками, задачка какая-то и ходы: латинские буквы и цифры. Удивлена была донельзя, даже не подозревала, что может быть такое: шахматных книг дома не было, думала всегда – шахматы только игра, а тут...
Во Владивостоке детей разделили: младших сразу отправили в Читу, в детский дом, а кого постарше определили в ремесленное училище. Мальчиков стали учить морскому делу, девочек - на телеграфисток. Там же во Владивостоке увидела Лида однажды в общежитии, как мальчики в шахматы играют. Села тоже за доску и выиграла партию, потом еще одну. Все удивлялись – девчонка, а смотри как играет!
Когда Лида уезжала из Шанхая, знала, что голодно будет, что трудно будет, но поразили ее по-настоящему три вещи: нельзя говорить, что думаешь, ужасный бандитизм - молодой девушке во Владивостоке на улице вечером появляться было очень опасно, да еще – русский язык, на котором большинство изъяснялось. Встретилась ей однажды учительница русского языка, так и она говорила – «ложь на место»...
Через год объявили: желающие могут ехать дальше в Россию. Так Лида оказалась в Находке. Не одна, с семьей, которую знала еще по Шанхаю, близкими друзьями ее родителей. А потом в эшелонах через всю Сибирь ехали «шанхайцы» до Свердовска.
Поезд шел долго, едва ли не месяц. Время было голодное, питались в основном сухарями, да на станциях выменивали вещи на молоко замёрзшее. Когда добрались до Свердловска, всех отправили на лесозаготовки. Село, где им предписали жить, было невероятно бедное и с названием подходящим – Гробово. Так его все и называли, хотя в советское время было оно переименовано в Первомайское.
Отменили карточки, но откуда у поселенцев деньги, да и купить-то на них было почти нечего. На продукты выменивали вещи, с собой захваченные – тем и спасались. Через месяца три-четыре, когда уж совсем невмоготу стало, поехал глава семьи в Свердловск и устроился прорабом на строительстве Уралмашзавода. Нашел там комнатенку, в ней две семьи поселились, за ними потянулись и другие «китайцы». Теснота была страшная, но рай, по сравнению с жизнью в Гробово.
Все шанхайцы встречались в Свердловске на «вшивке» - барахолке, где можно было купить все что угодно. Вещи, взятые с собой из Китая, очень там ценились.
Поступила Лида на службу: устроилась в какую-то артель – коробочки клеить. Хотела, конечно, работать по специальности - телеграфисткой, но в отделе кадров засомневались: из Шанхая, да и фамилия – Барбот де Марни, нет, нам таких не надо. Потом выяснилось - и к лучшему: от работы на телеграфе до обвинения в шпионаже дорожка была короткая.
В 1948 году глава семьи, ставшей родной для Лиды, разыскал сестру в Таллине. Туда все и переехали. Устроилась Лида на завод «Волта» электротехником и пошла в вечернюю школу в восьмой класс. Пришлось нагонять: в Свердловске не до учебы было.
В 1952-м поступила в Политехнический институт, а на следующий год умер Сталин. Плакали все, а когда Лида говорила шепотом своей подружке - что ты плачешь, может и лучше теперь будет, - та только в ужасе глаза округляла.
В Таллине жили поначалу впятером в одной комнате, потом втроем. Для Лиды даже закуток удалось отделить от кухни и, хотя жилье это и располагалось далеко от института, и муторно было утром рано на электричке холодющей до центра добираться, и недосыпание хроническое образовалось, были и молодость, и веселье, и сейчас вспоминается все светлой полосой жизни.
В Эстонии жизнь складывалась много лучше, чем в России, вот только денег всегда не хватало: стипендия была 275 рублей, 200 в семью отдавала, остальное себе - не разгуляешься. Да и учиться надо было хорошо: с тройками стипендию не платили. В комсомоле состояла, конечно, как и все, но членом партии никогда не была, хотя и приглашали потом, когда работать начала: нет, не по ней это...
Одевалась в старое, китайское, переделывала, перешивала. Когда распределение было, подумала: эстонский я по-настоящему не знаю, дай-ка поеду в Россию, в Курск. Но вышло распоряжение: кончившие в Эстонии высшие учебные заведения остаются в республике.
Только потом поняла, как повезло ей: всех «шанхайцев», в Свердловске оставшихся, в лагеря сослали, в Таллине же было не до нее, в Эстонии своих проблем хватало: и с националистами боролись, и с буржуазными элементами. Были, конечно, трудности с ее фамилией; в отделе кадров завода, куда пошла работать Лида, начальник все головой качал: ну когда же Барбот де Марни замуж выйдет, фамилию поменяет на человеческую...
К шахматам все время тянуло ужасно, но времени для игры совершенно не оставалось. Когда в Политехническом начала учиться, стала чаще играть. Лекции по марксизму-ленинизму читались в огромной аудитории амфитеатром, скучища была неимоверная, и стала Лида приносить с собой маленькие шахматы, из Шанхая привезенные, и потихонечку на верхних скамьях аудитории поигрывать в них, благо желающих было достаточно.
Предложили за факультет сыграть. Согласилась с удовольствием. Потом в первенстве института. Поделила первое место с преподавательницей Жуховицкой, опытной шахматисткой, а тут и чемпионат Таллина подоспел. Хоть совпало это время с работой над дипломом, не могла преодолеть соблазна. Здесь потруднее пришлось, очутилась в нижней половине таблицы.

Было Лидии Барбот де Марни уже двадцать семь, что и говорить, не молодых дарований возраст, да и теории совершенно не знала. За полчаса до партии просматривала из сборника избранных партий Алехина дебюты, которые чемпион мира играл, и старалась копировать их. Этим дебютная подготовка и ограничивалась.
В 60-м году снова сыграла в первенстве города, потом и республики, но в финал не попала. А три года спустя стала, наконец, чемпионкой Таллина. Теория по-прежнему оставалась слабым местом, и более молодые соперницы старались ловить Барбот де Марни на дебютные варианты, но когда начиналась самостоятельная игра, здесь уже им труднее приходилось.
Стиль у Лидии Глебовны позиционный, эндшпиль она всегда с удовольствием играла. И анализировать любила. Тогда ведь после сорока ходов партии откладывались, доигрывались только через несколько дней, так что времени для анализа было достаточно. Начала играть в турнирах по переписке. И в полуфиналах первенства Союза по переписке играла, и в финалах. Здесь уж без теории не обойдешься, пришлось не только книги, но и журналы просматривать, и югославский «Информатор».
Самый лучший результат показала Лидия Глебовна, когда ей пятьдесят исполнилось, в 1980-м. Поделила в чемпионате Эстонии первое место, хотя матч потом за чемпионский титул и проиграла международному мастеру Лейли Пярнпуу.
Когда выступала в полуфиналах первенства Союза, приходилось бороться с сильными наигранными соперницами. Но никого не боялась, а когда с Быковой ничью сделала, все удивлялась экс-чемпионка мира: вот смотрите - у Барбот де Марни только первый разряд, а как играет... В другой раз с Левитиной вничью сыграла, когда та уже известным гроссмейстером была. А недавно выиграла-таки чемпионат Эстонии, опередив Ларису Ильиничну Вольперт, но это был уже ветеранский турнир.

Кандидатом в мастера она стала, а вот мастерский норматив преодолеть так и не удалось. В те времена сделать это было много труднее чем в наши дни, к тому же шахматами могла она заниматься только урывками, в свободное от основной работы время.
Начала было работать технологом, но не понравилось, перешла в конструкторское бюро, так всю жизнь до выхода на пенсию конструктором и проработала.
Склонность к точным наукам всегда была; преподаватель математики советовал даже по математической стезе пойти, но Лида подумала тогда – математику преподавать, да еще детям, нет, не по мне это. Не знала, что будет шахматам детей учить, да еще с каким удовольствием! В 1980 году Иво Ней, он директором клуба был тогда, предложил ей с детьми заниматься. Решила Лидия Глебовна попробовать, вот так тридцать лет с лишним детей шахматам и учит. А после того, как на пенсию вышла, времени больше свободного образовалось, еще несколько групп взяла.
Когда Эстония входила в состав Советского Союза, выезжала как-то в Болгарию, другой раз в ГДР, но по-настоящему стала ездить только в последнее время. Пыталась, конечно, и тогда: в 68-м дважды подавала документы на поездку в Америку: у нее в Калифорнии тетя жила, крестная Лидии Глебовны, - но оба раз ей отказывали.
Во второй раз пошла выяснять – почему? «Не можем мы вам разрешения дать, только ближайшие родственники за границу выезжают», - сказали. Знала, что не так это, действительная причина другая была - жила Лидия Глебовна одна, с такой греха не оберешься: выпустишь за границу, а она и не вернется...
В первый раз выехала к американским родственникам в 1991 году и с тех пор была в Калифорнии шесть раз. Конечно, могла там остаться, брат совершенно уверен был, что не вернется она из Америки, но просто ли в шестьдесят новую жизнь начинать?
Проблем с выездом за границу у Лидии Глебовны сейчас нет: у нее эстонский паспорт. В конце восьмидесятых вступила в «Народный фронт» и по закону должна была получить гражданство «за заслуги», но так проволынила с подачей документов, что закон отменили и пришлось сдавать экзамен, а языка эстонского так по-настоящему и не выучила. Как и ко всему, отнеслась к делу серьезно, даже на курсы ходила, но язык очень трудный, на другие не похож. Да раньше и надобности особой в нем не было, когда вокруг столько людей по-русски говорило. Но экзамен выдержала и получила гражданство республики, в столице которой прожила почти всю жизнь.
* * *
Мы сидим с Лидией Глебовной Барбот де Марни в кафе неподалеку от Дома шахмат имени Кереса на улице Вене 29, где через три четверти часа у нее начинаются занятия в детской группе.
В ней еще можно узнать девочку, покинувшую Китай ровно шестьдесят лет тому назад. У нее замечательный чистый русский язык, она немного грассирует: годы ученья во французской гимназии в Шанхае не прошли даром.
Несколько лет назад задалась Лидия Глебовна целью собрать всех потомков старинного рода. Встречалась и с актрисой Натальей Варлей, тоже к Барбот де Марни отношение имеющей.
Приехали Барбот де Марни тогда в Москву из разных мест, даже из заграницы, но вот во Франции никого не оказалось. Когда она однажды там побывала, пробовала разыскать родственников французских, но безуспешно, да и то - триста лет ведь почти прошло с тех пор как Жорж Барбот де Марни в России очутился.
Разговаривать с ней легко: память у нее превосходная, она ни на что не жалуется, обладая свойством счастливых натур: на все, что ни случается в жизни, смотреть с положительной стороны. На мои осторожные попытки направить разговор в философский фарватер, с пунктом отправления – «а что, если бы вы в свое время не в Советском Союзе очутились?..» - она, улыбаясь, говорит:
«Мне повезло в жизни. Если бы я в Свердловске осталась, не уверена, была ли бы сейчас в живых, но что в лагере оказалась бы - уж точно. А если бы в Калифорнии или в Австралии очутилась, избежала бы, конечно, тех послевоенных лет в Советском Союзе, но так ли уж это важно? Да и образования высшего не получила бы. И хотя мои родственники в Америки лучше меня устроены, у меня тоже сейчас квартира отдельная, пусть однокомнатная, но вполне пристойная, и в районе хорошем, всего 25 минут автобусом от центра. На кухне кушетка стоит, там же плитка электрическая - если кто в гости зимой приедет, не замерзнет. Так что повезло мне и с Таллином.
А что замуж не вышла, так может оно и к лучшему. Ведь неизвестно, как судьба бы тогда сложилась. Дети пошли бы, обязанности всякие, и в шахматы я бы уж точно не играла, а я ведь шахматы очень люблю.
Дали шахматы мне колоссально много, можно сказать, что и все. Представляете, если бы сейчас у меня шахмат не было? Дело даже не в практической стороне дела: ведь пенсии сейчас такие ничтожные, как на них прожить? Все мои коллеги-инженеры, с которыми я работала когда-то, едва концы с концами сводят. Не подумайте только, я свою профессию конструктора тоже очень любила. Хотя однажды, когда просили отпустить на соревнования, директор был ни в какую, так кто-то из коллег спросил у меня, да что же для тебя важнее, работа или шахматы? Я сразу ответила: «Шахматы, конечно, шахматы...» - а потом призадумалась: как же, я ведь работу свою тоже очень люблю. Но шахматы, это ведь что-то особенное... Так получилось, что мое хобби сейчас профессией моей стало, а такое редко кому выпадает.
Нет, сейчас сама в турнирах не играю, шахмат мне и так хватает, почти каждый день их вижу, да и неудобно перед детьми как-то, если проигрывать начну. С ребятами занимаюсь с огромным удовольствием, я ведь их игре учу, а не вариантам, говорю им сразу: в теории дебютов сами копайтесь, и вообще не стыжусь сказать, если чего не знаю. Я вообще считаю, что для того чтобы с детьми работать, надо не только шахматы, но и детей любить, быть справедливой и не бояться извиниться перед ребенком, если неправ...»



С учениками в Доме Кереса в Таллине
Несколько лет назад, когда Лидия Глебовна гостила в Калифорнии, решили русские «шанхайцы» в Китай съездить. Она даже запиской запаслась, где на китайском было написано, что жила когда-то в этом доме. И была в Шанхае, и улицу нашла сразу, и дом сохранился, и комната, где они с мамой и братом когда-то жили. И китайцы, которые там сейчас живут, сердечными оказались, хотя ни на каком языке кроме китайского не говорили.
«Но были мы там все вместе, группой, и было это больше похоже на экскурсию, а надо было мне одной туда отправиться, для души лучше было бы... Знаете, ведь город, в котором я родилась, Мукден – это по-русски, а по китайски он называется Шеньян. Там сейчас, я слышала, главный центр подготовки китайских шахматистов, а они посмотрите каких успехов добились, кто бы мог подумать. Шахматы, конечно, игра замечательная, сомневаюсь, что они в моей жизни такую роль сыграли бы, окажись я в другом месте, - говорит Лидия Глебовна Барбот де Марни. - Но, вот уже шесть часов почти, скоро ученики мои начнут собираться, давайте тронемся потихонечку...»

19 сентября 2009 года. Я снова в Таллине. Говорил с Лидией Глебовной. Тот же грассирующий молодой голос, знакомые интонации.
«...в клубе Кереса теперь только по субботам бываю, раз в неделю с одиннадцати до половины второго. Хоть шахматную работу и люблю, но связывает она, и решила теперь дома только лето проводить, а все остальное время путешествовать. Я и на Канарских островах побывала, и на Гавайях тоже... Если в молодости хотелось побольше новых стран увидеть, теперь предпочитаю приятно отдохнуть в приличном отеле у моря. В Калифорнии с тех пор была несколько раз и в Шанхай снова съездила с племянницами своими американскими. Ничего русского там не осталось, совсем ничего... Из церкви ресторан сделали, а бюст Пушкинa, который эмигранты в 1937 году к юбилею установили, снесли. Квартиру, где мы жили, китаец теперь занимает, помню его еще молодым человеком, а сейчас ему девяносто, да и жене немногим меньше. Нашла я и квартиры, где мама жила, и всюду китайцы меня посмотреть впускали, очень приветливые были...
У меня в следующем году юбилей – 24 апреля восемьдесят должно исполниться. Ребята в клубе, знаю, решили книжку даже издать, партии мои собрать, фотографии...»

P.S. В прошлом году я снова побывал в Таллине и получил эту книжку из рук самой именницы. Она – на русском, но есть страничка и на эстонском, и на английском. Есть и на китайском. В самом конце приложение: сильно разросшееся генеалогическое древо Барбот де Марни, потомков капитана французской гвардии, приехавшего в Россию почти три столетия тому назад.
Открывается книга интервью-анкетой с самой именинницей. Вот несколько ответов мужественно вступившей в девятое десятилетие своей необычной жизни удивительно молодой Лидии Глебовны Барбот де Марни.

http://www.chess-news.ru/node/4772

[toyohara]

Странно всё иногда происходит. Будучи маленьким мальчиком я услышал от отца очень странные слова «Барботов глаз» , который на деле оказался слюдой с сфероидальной поверхностью покрытой выпуклыми изогнутыми чешуйками этой слюды создавая эффект действительно глаза какого то невиданного животного. Естественно был задан вопрос «А как выглядит сам Барбот и, что это за животное», на что не получил ответ. А скорей всего получил, но не запомнил его, поскольку был поражён увиденным, странным и главное фантастическим зрелищем камня и его не менее удивительным названием. Я до сих пор иногда подсмеиваюсь над собеседниками говоря что есть ещё и «Барботов глаз» но не знаю кто такой «Барбот».
Лет в 14 на Южном Урале в районе Шишимских копей в одном месте я вновь услышал странные слова «Барботова яма», в которой мы находили кристаллы везувиана в гранатовом скарне.
В 16 лет я с увлечением читал старую потрепанную книгу «Урал и его богатства» Е.Н Барбот де- Марни, которая почему то никак не ассоциировалась с «Барботовым глазом».


Возвращаясь с отпуска из дома на корабль, стоящий в Североморске, где я проходил службу в рядах ВМФ, я вынуждено остановился в Вологде. Там в местном музее мне сказали, что Барбот де-Марни описал известняк одной из местных гор и определил что это месторождение известковой горы принесено ледником.
В начале девяностых во время поездки в Забайкалье узнал что Барбот де-Марни является первооткрывателем одного из месторождений в районе Борзи и кроме того был начальником Нерчинских заводов.
Позже я узнал что Барбот де-Марни является одним из первых описавших Одесские катакомбы, на острове Березань на Черном море, против Березаньского лимана Барбот де-Марни осматривал кухонные остатки в юв. части острова и нашел множество раковин и черепков древне-греческой посуды. До сих пор сохранившие свою ценность труды Барбот де Марни по геологии и полезным ископаемым Дагестана, Эльбрусскому полиметаллическому месторождению. Пинежьем занимается ряд исследователей – И. Лепехин, А.И. Шренк, А. Иностранцев, Барбот де Марни в1868 и 1870г., Р.А. Самойлович 1909 и другие. В результате были получены ценные материалы по этнографии, ботанике, геологии края. Геологические изыскания «Ухтенской нефти» были продолжены в 1864 г.
«экспедицией в Пермский край» профессоров Барбот де Марни и Г. Д.
Романовского.В том же 1864 изучал пермские отложения Севера России. В 1874 принял участие в Арало-Каспийской экспедиции Рус. географич. об-ва. Доказал, что из осадочных формаций в р-не Арало-Каспия главное место принадлежит меловой, а не третичной системе. ; изучал каменноугольные отложения в Тульской губ., затем участвовал в экспедиции Гофмана на Урал и организовал экспедицию в область Манычей. Наибольшее значение имеют его дальнейшие работы в области Арало-Каспийской низменности, в б. Херсонской губ. и по пермским отложениям севера России. Он же сделал предположительный подсчет запасов криворожской руды. Барбот де Марни, 1934 создаётся первая классификация систем открытой разработки. И т.д. и т.п.


Узнав это, я с удивлением подумал- как все это мог успеть сделать один человек за свою жизнь. А может он не один? В инете чаще всего встречается короткое описание взятое из Большой Советской Энциклопедии:
«Барбот-де-Марни Николай Павлович - Барбот-де-Марни, Николай Павлович, горный инженер (1829 - 77). Высшее образование получил в горном институте, служил на Урале, где участвовал в геологической экспедиции Гофмана и Грюневальда. В 1861 году был причислен к составу манычской экспедиции. В 1863 году избран профессором геологии в горный институт. В 1864 году исследовал геологическое строение Пермской и Вологодской губерний и доказал, что большая часть пластов, считавшихся пермскими, относится к триасу; в 1865 году исследовал Волынскую, Подольскую, Херсонскую губернии. В 1874 году, по взятии Хивы, им составлено замечательное описание Закаспийского края. Ему принадлежит также геологическое описание Астраханской губернии. Многочисленные труды его напечатаны в "Горном Журнале", "Записках Минералогического Общества", "Трудах отдела геологии и минералогии общества естествоиспытателей". Эти труды пользуются известностью не только в России, но и за границей.»

Но ведь это не всё, и не все Барбот де- Марни.

Я заранее приношу свои извинения если чьи то приведённые ниже тексты окажутся без ссылок на авторство, но я ни в коей мере не хочу присвоить или умалить чьи либо заслуги. У меня иногда хранятся тексты или вырезки из газет уже без авторства или без издания и т.д.. Но по возможности я буду давать ссылки на авторов тех или иных строк или сайта где они взяты.
И так вот что у меня выходит по этому вопросу:

(По данным И.Б.Муравьевой)
Отмена Людовиком XIV в 1685 г. Нантских эдиктов, гарантировавших веротерпимость, заставила многих протестантов покинуть родину, и некоторые из них отправились в Россию, где при Петре I стали активно привлекать на службу иностранцев. В докладе И.Б.Муравьевой речь шла о потомстве Жоржа
Барбота де Марни (иногда Морни), протестанта по вероисповеданию, переселившегося из Франции в Россию в конце царствования Петра I и женившегося на сестре будущего адмирала Крузе. Их дочь Елизавета (1750-1802) вышла замуж за офицера Петра Толстого и стала матерью известного деятеля искусства Ф.П.Толстого и бабушкой поэта А.К.Толстого, а их сын Егор Егорович Барбот де Марни (1743-
1796), начальник Нерчинских заводов, женившийся на купеческой дочери Прасковье Зеленцовой, положил начало целой династии горных инженеров, служивших как чиновниками Горного ведомства, так и в качестве геологов-практиков, связанных с различными горными учебными заведениями и оставивших заметный след в истории науки.И.Б.Муравьева составила подробную родословную этого рода и проследила жизненный путь некоторых его членов, в том числе и их потомков по женским линиям (к числу последних принадлежит, например, известная киноактриса, «кавказская пленница» Наталья Варлей).

Георг Барбот де Марни
брак: ♀ Фредерика Луиза фон Брандт (Барбот де Марни)
войсковое звание: 1 июнь 1747, полковник
брак: ♀ # Анна Элизабет фон Рейникен (Барбот де Марни) , Vyborg, Russie
брак: ♀ Анна Агнета Элизабета Книфиус (Барбот де Марни) , Vyborg, Russie
выход на пенсию: 8 март 1776
смерть: 8 май 1784, Оренбург

Егор Егорович Барбот де Марни (1743-1796)

БАРБОТ ДЕ МАРНИ Егор Егорович (1743—1796, с. Нерчинский Завод Нерчинской обл.), горный офицер, начальник Нерчинских заводовдов, французский дворянин.
В 8 лет зачислен капралом на Российскую службу. В 1752 получил чин сержанта, в 1767 переведен в сухопутный шляхетский корпус. Служил в Нерчинском горном батальоне. В 1776 в звании секунд-майора временно управлял Нерчинскими заводами вместо В. Нарышкина. В 1787 назначен 1-м чл. Нерчинской горной экспедиции. Предложил сохранять леса возле Нерчинского Завода, построить мост через р. Борзя на пути от Кличкинского рудника до Кутомарского завода, наряду с трудом приписных крестьян использовать труд наемных рабочих. С 1788 занимал пост начальника Нерчинских заводов. При нем был учрежден Горный совет — коллегиальный орган, ответственный за решение хозяйственных и некоторых административных вопросов. Выступил инициатором создания минералогического кабинета, Нерчинско-Заводской хим. лаборатории, «казенного» приплодного табуна. Добился передачи Доронинского содового озера в заводское ведомство. Боролся с пьянством, нарушителей дисциплины — беглых рабочих и каторжан — приказывал «сечь нещадно». Искалеченным и престарелым рудокопам назначал пособия. За время его пребывания в должности нач. (1788—96) открыты Петровский и Талманский заводы. Дает в своих записках характеристику знаменитой горы Тут-Халтуй, части хр. Адун-челон, где находят аквамарины. Похоронен на Нерчинско-Заводском кладбище.
(Ист.: ГАЧО, ф. 31, оп. 1, д. 258, 259, 261. Лит.: Обручев В. А. История геол. исследования Сиб. Период первый. — Л., 1931; Вырупаев А. А. Один год из жизни Барбота де Марни // Сов. Приаргунье. — 2002. — 28 марта; Мясников А. В. Господин коллежский советник // Заб. рабочий. — 2002. — № 1. — 29 сент.)
Ниже статья из журнала Сибирские огни:
Господин коллежский советник

На посту начальника Нерчинских заводов побывало множество замечательных людей. Без сомнения, это были неординарные, талантливые руководители, преданно служившие России. Среди них особенно ярко выделяется фигура коллежского советника Егора Егоровича Барбот де Марни — одного из самых противоречивых и загадочных деятелей в истории горного промысла Даурии. Историки до сих пор не могут определенно сказать, кем он был: жестоким эксплуататором, обрекавшим на гибель в рудниках сотни крестьян и каторжников или умелым организатором, при котором создавались научные учреждения, открывались новые промыслы, велось активное строительство. Сведений о нем крайне мало.
Он родился 1743 году в семье французского дворянина. В формулярных списках горнозаводских офицеров за 80-е годы XVIII столетия можно найти запись: «Горный советник Барбот де Марни французской нации из шляхетства (дворянства — прим. авт.) лютеранского закона». В графе «Чем в службу вступил и куда, какими чинами и когда происходил, в каких должностях был» перечислены только даты и звания: «1751-го декабря, а чинами происходил капралом, подпрапорщиком, сержантом в 1752 году, а которых месяцев и числах не упомнит, 1755 апреля 25-го прапорщиком, 1762 октября 1-го поручиком, 1767 марта 12-го переименован в сухопутный шляхетской корпус подпоручиком. 1769 июля 1-го капитаном, 1774 августа 22-го секунд-майором, в 1783 году надворным советником, в 1787 году горным советником и Нерчинской горной экспедиции первым членом».
О карьере его сослуживцев сообщается гораздо больше подробностей. Отчасти поэтому остается пока непонятным, как французский дворянин оказался в краю ссылки и каторги. Впрочем, тогда было принято приглашать на военные и государственные должности иностранцев.
Более детальные сведения имеются в деловой документации — протоколах, рапортах, письмах. Так, из протокола заседания канцелярии Нерчинского горного начальства от 28 сентября 1776 года удалось узнать, что начальник заводов Василий Нарышкин многие дела, указы, постановления из вышестоящих инстанций откладывал в «долгий ящик» и даже не рапортовал об их получении. После его отъезда в Санкт-Петербург правление заводами было возложено на секунд-майора Барбот де Марни, осматривавшего ранее горные промыслы. Знания и опыт, приобретенные таким образом, пригодились ему чуть позже.
В 1787 году Екатерина II подписала указ о передаче Нерчинских заводов в ведомство Кабинета Ее Императорского Величества и повелела «...правление тех заводов поручить временно Нерчинской горной экспедиции прибавя по недостатку в ней человек к заседанию из заводских штаб-офицеров находящегося ныне в той экспедиции горного советника Барбота де Марни».
В апреле того же года им был написан доклад о состоянии горнозаводского дела в крае. «Главнейший недостаток в заводах есть рудной, — указывалось в нем, — да и все нерчинские рудокопи своим углублением и убожеством делаются ежечасно добычею убогих руд... на будущие времена безнадежнее». Чуть ниже предлагалось заняться поиском новых месторождений, привлечь к этому вольный люд. С тех пор «вольные приискатели» в случае успеха могли рассчитывать на щедрое вознаграждение и поддержку горного начальства.
Кроме того, в докладе отмечалась необходимость сохранить леса возле Нерчинского Завода, построить мост через реку Борзю на пути из Кличкинского рудника до Кутомарского завода, наряду с трудом приписных крестьян использовать труд наемных рабочих, организовать добычу цветных камней.
В 1788 году императрица назначила Барбот де Марни начальником заводов. Егору ‘Егоровичу было определено жалованье — 1800 рублей в год. Кабинет Ее Величества потребовал от него для решения хозяйственных и других вопросов создать коллегиальный орган — Горный совет, «составя оный из членов горной экспедиции, правителей частных заводов и главных смотрителей за рудниками». Первое заседание совета планировалось посвятить преобразованию сереброплавильных печей.
В первый год своего правления новый начальник предпринял попытку к созданию музея, поручив прибывшему в Нерчинский Завод маркшейдеру Рычкову «устроение минерального здесь казенного кабинета». Скупые упоминания о начале формирования данного заведения встречаются в документах за 1787 год.
Будучи большим любителем минералогии, Барбот де Марни собрал внушительную коллекцию, где было более 2000 экспонатов, привезенных из разных уголков Сибири. Не исключено, что значительная часть собрания была прислана знаменитым путешественником-естествоиспытателем Эриком Густавовичем Лаксманом. Такое предположение подтверждает следующее письмо, хранящееся в Государственном архиве Читинской области.
«Милостивый государь мой Кирилл Густавович!
Заводя в Нерчинском Заводе казенной кабинет ископаемых, имел я чувствительное удовольствие видеть его обогащенным вашими присылками украшавшими лучшие наши обретении. Желание ваше быть здесь служащим, полезным; ободрило меня послать в Иркутск двух горосечцов с сею покорною к вам просьбою что б вы их наставили к добыче разных дико-каменных пород и всего того что может уполнить здешнее казенное собрание. Сии отправляющиеся суть Никифор Ушаков Иван Торболов...
21 апреля 1793 г».
Подписи под небрежно написанным, неразборчивым текстом нет. Возможно, это черновик. Вопрос об авторстве оного поможет прояснить рапорт на имя Барбот де Марни от главнокомандующего рудниками Колегова: «По повелению вашего высокоблагородия к приисканию камней способных двух рудокопщиков с предписанными инструментами я назначил Никифора Ушакова и Ивана Торболова...» Вслед за ними начальник заводов командировал к Лаксману троих рядовых Нерчинского батальона. Делегация вернулась только в 1796 году.
В 1790 году Барбот де Марни приказал построить возле квартиры иноземца Труппеля, присланного императорским Кабинетом, химическую лабораторию. Пополнение нового учреждения необходимыми припасами и реактивами происходило довольно быстро. Правда, господин Труппель не знал русского языка, что создавало немало проблем. Администрация очень настороженно относилась к нему и опасалась за сохранность дорогостоящих приборов и реагентов.
Появление минералогического кабинета и лаборатории придавало Нерчинскому Заводу статус научного центра Забайкалья. К тому времени здесь уже работали аптека и госпиталь. Тем не менее, Егору Егоровичу хотелось продолжить обустройство селения. Его стремление к порядку выражалось, порою, в курьезных, и даже необычных распоряжениях. Например, в 1789 году он, уезжая осматривать строящийся Петровский Завод, своему заместителю гитенфервалтеру Томилову оставил наставление, один из пунктов которого был посвящен... собакам. Четвероногие друзья вызывали раздражение у первого чиновника Нерчинских заводов. «Великое множество живущими в здешнем заводе людьми держимых сабак по моему мнению служат только к тому, что в зделать дневные проходы по улицам опасными и чтоб воздух в жительстве обременить заразительным смрадом — писал недовольный начальник, — наступит скоро время когда изтечение сабак человекам и скотам опасно будет а по сему и приказано от меня во всех домах объявить чтоб дворные сабаки буде хозяева их не хотят видеть убитыми, таковых держали на привезах. С 15 июня благочиние иметь вытребовать от здешней заводской конторы двух каторжников им поручить всех по улице на поле считающихся дворных сабак дубинами убить и положить у хозяина ее на двор, дабы он за не послушание должен был таковую из завода в отдаленное место вывесть, а вас милостивого государя моего прошу о исполнении сего в свое время подтвердить и уже ныне о таковом же исполнении во все заводские и горную конторы знать дать».
Неимоверное количество собак на улицах было не единственной проблемой, беспокоившей руководство Нерчинского горного округа. Повсюду свирепствовали болезни, люди страдали от нехватки продовольствия и голода. Рабочие не хотели и не могли трудиться в невыносимых условиях. Некоторые притворялись больными. Всех, жаловавшихся на здоровье, освидетельствовали в госпитале. Того, кто оказывался здоровым, отправляли на работы в праздничные дни.
Ежегодно с заводов и рудников бежали каторжники и приписные крестьяне. С беглецами Барбот де Марни обходился очень жестоко. В то время, когда Франция, родина его предков, была охвачена революционными идеями свободы, равенства, братства, он предписывал подчиненным «сечь нещадно» розгами и плетьми человека, совершившего побег. То же наказание полагалось за укрывательство беглых, за воровство. Не менее суровая кара ожидала пьяниц, нарушителей дисциплины, в независимости от того, какую должность они занимали. К престарелым и искалеченным рудокопам начальник относился снисходительно: освобождал их от выполнения обязанностей, назначал жалование и выдачу провианта, иных мог ненадолго отпустить за приработком. Все это происходило во время строительства Петровского (1789 год) и Талманского (1792 год) заводов, приковывавших пристальное внимание местного руководства и царской казны.
Подобные факты позволяют представить образ решительного, властного горного офицера, организатора, увлеченного наукой и не терпящего беспорядков. Его взгляды, действия, проекты соответствовали духу эпохи. Вспомним, Екатерина Великая любила французскую литературу, поощряла ученых, но любое проявление протеста против существующих порядков, будь то самовольный уход крестьян от барина или бунт, вроде пугачевского, не терпела и стремилась пресечь в корне. Иначе говоря, самодержавная правительница и выходец из далекой Франции, управлявший заводами, имели много общего. Примечательно и то, что умерли они в один год (1796), оставив потомкам богатое наследие, в котором еще предстоит разобраться.
Барбот де-Марни Павел
О жизни Павла к сожалению я мало что знаю т.к. информация крайне разрозненная и достаточно не точная, т.к.был и ежё один Павел но о нём чуть позже. К сожалению даже годы жизни указать не смогу. Но тем не менее вот что о нем пишут на сайте Екатеринбурга (автора статьи не знаю): http://capital.ekburg.ru/1015_0_0_0
«В историю Урала золотыми буквами вписана фамилия горных инженеров Барбот-де-Марни, которые внесли огромный вклад в геологическое исследование нашего региона. Павел Барбот-де-Марни длительное время работал на золотых приисках и металлургических заводах Южного Урала, а также руководил деятельностью поисковых партий, которые обнаружили немало месторождений полезных ископаемых. Ему посчастливилось открыть месторождение корунда в Ильменских горах и найти графит на берегах речки Черемшанки. Сын П.Н. Барбота-де-Марни, Николай Павлович, пошел по стопам отца.»
БАРБОТ де МАРНИ Павел Николаевич — в 1833 г. открыл в Шишимских горах близ Златоуста богатое месторождение минералов, получившее название Шишимская копь. Ему же принадлежит открытие минералогической копи в Ильменах Барботовская копь и еще одного скопления минералов в Шишимских горах Барботова яма.(Матерьялы Н. Косиков, Л. Третьякова.)
Барботова яма — составная часть Шишимской копи, расположена на южном склоне Шишимской горы. Из ряда смежных с ней копей выделяется присутствием многочисленных зеленых кристаллов везувиана в гранатовой породе. Названа в честь горного инженера П. Н. Барбот-де-Марни.(Матерял М. Середа.)
Ильменский заповедник
«Наиболее интересной является выработка копи №12 – цирконовой копи Ф.Ф. Блюма и П.Н. Барбот-де-Марни. В этой копи был найден величайший из известных в России цирконов, более 21-го сантиметра. В отвалах копи до сих пор встречаются его кристаллы »


Барбот-де-Марни Николай Павлович (1831-1877)
Самый наверно знаменитый из всех Барбот-де-Марни. Это о нём написано в Большой Советской Энциклопедии выдержку из которой я привёл выше. И так, Николай Павлович:



Материал из Свободная энциклопедия Урала (Инженеры Свердловской Области):
«Окончил Горный институт (1852), горный инженер. Почетный доктор геологии Санкт-Петербургского университета.
В 1852 г. командирован в Тульскую губернию для проведения геологических работ. В 1853 г. отправлен на Урал для участия в экспедиции Гринвальда и Гофмана: занимался геологическими и геогностическими исследованиями в Богословском, Гороблагодатском, Златоустовском казенных горных округах. В 1854 г. осуществил геогностическое исследование в Катавском и Сергинско-Уфалейском горных округах. Благодаря этим работам в Сергинско-Уфалейском округе было открыто россыпное золото. В 1860 г. участвовал в Манычской экспедиции, проводившей геологическое и географическое исследование в Калмыцкой степи. В 1862 г. посетил геологические музеи Англии, Бельгии, Германии, Испании, Франции. С 1863 г. — преподаватель геологии и геогнозиии в Горном институте, с 1866 г. — профессор по кафедре геологии, геогнозии и рудных месторождений: сыграл выдающуюся роль в подготовке кадров российских геологов. В 1874 г. участвовал в Арало-Каспийской экспедиции, в 1876 г. проводил геологические исследования по линии Оренбургской железной дороги. Опубликовал большое количество новых данных по геологической карте России, в том числе внес существенные поправки в представления о пермской формации. Автор статей в «Вестнике императорского геологического общества», «Горном журнале», «Известиях императорского русского географического общества», «Северной пчеле», «Трудах Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей».»



Энциклопедия Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. (1890 - 1916гг.)
«Барбот-де-Марни Николай Павлович — горный инженер, профессор геогнозии и геологии в Горном Институте. Род. в 1829 г. Высшее образование получил в этом же институте, по окончании которого в 1852 г. служил на Урале, где участвовал в геологической экспедиции Гофмана и Грюневальда. В 1861 г. причислен к составу манычской экспедиции, в 1863 г. после поездки во Францию и Испанию избран профессором геологии в Горный институт. Каждое лето он предпринимал геологические эскурсии: в 1864 г. исследовал почву Пермской и Вологодской губерний, доказав, что большая часть пластов, считавшихся пермскими, относится к триасу; в 1865 г. исследовал Волынскую и Подольскую губернии, далее Херсонскую, и в 1868 г. исследовал геологически линии железных дорог Киево-Брестской, Азовской, Грязе-Царицынской, Оренбургской, Ростовско-Владикавказской и др. и нижнее течение р. Волги и берега р. Дона. В 1874 г. по взятии Хивы им сделано замечательное описание Закаспийского края. Барбот-де-Марни-де-М. принадлежит также геологическое описание Астраханской губ. Многочисленные труды его напеч. в "Горном журн.", "Зап. минер. общ.", "Труды отд. геологии и минер. общ. естествоиспыт.". Ум. 4 (16) апр. 1877 г. в Вене. Труды Барбот-де-Марни-де-М. пользуются известностью не только в России, но и за границей.»



(Некрологи: в "Горном Журнале" (1877 г.), в "Известиях Императорского Общества Естествознания, Антропологии и Этнографии" (т. LXX), в "Голосе" (за 1877 г., № 98), и в "Известиях Географического Общества" (1877 г., отд. II, стр. 120). — Словарь Брокгауза и Ефрона. — П. П. Семенов, "История полувековой деятельности Императорского Русского Географического Общества", т. І и II (СПб., 1896 г.). — С. А. Венгеров, "Русские книги", вып. XII (СПб., 1897 г.). — Заметка К. Скальковского в "Новом Времени", 1898 г., № 8054, под заглавием: "Памяти Н. П. Барбота-де-Марни".
{Половцов})

«Барбот-де-Марни, Николай Павлович
— известный геолог. Род. в 1831 г.; ум. 4 апреля 1877 г., в Вене. Сын французского выходца, бедного горного офицера, уроженец Пермской губ., воспитанник СПб. горного института, Барбот-де-Марни тотчас по окончании последнего в 1852 г., со званием инженер-поручика и с малой золотой медалью, был командирован в Тульскую губ. для практического изучения каменноугольных формаций и здесь впервые начал геологические разыскания, под руководством известного геолога Пандера. В 1853 г. он был переведен на Урал, где и принял участие в обширной геологической экспедиции Гофмана и Гринвальда, имевшей целью геологическую съемку казенных горных округов. По окончании этих работ он перешел к геогностическим исследованиям в частных заводских округах и исследовал в 1854 г. округа Уфалейского, Сергинского и Катавского заводов, сообщив результаты своих работ в "Горном Журнале" за 1861 и 1862 гг. В 1860—1862 гг. Барбот-де-Марни был руководителем большой манычской экспедиции и получил золотую медаль за геологическо-географическое исследование калмыцкой степи от Императорского Географического общества, в "Записках" которого и была напечатана его работа. Командированный в 1862 г. за границу, он изучал выдающиеся геологические явления в Германии, Бельгии и Франции и собирал сведения о геологических музеях. По возвращении из заграницы, Барбот-де-Марни был приглашен в горный институт преподавателем геологии и геогнозии, а в 1866 г. сделан был профессором. С года назначения в горный институт он каждое лето совершал свои экскурсии по России и исследовал Галицию, Волынь, Подолию, губернии Херсонскую, Курскую, Харьковскую, Екатеринославскую, Киевскую, Рязанскую, Воронежскую, Симбирскую, Саратовскую, Тамбовскую, Астраханскую, Пермскую и часть Вологодской и Архангельской. Наиболее важные по результатам экскурсии — в 1864 г. в северные губернии, в 1874 г. в Арало-каспийскую низменность, в составе аму-дарьинской экспедиции Императорского Русского Географического общества, и в 1876 г. — на линии оренбургской железной дороги. "Геогностическое путешествие в северные губернии Европейской России" (напечатано в "Записках С.-Петербургского Минералогического общества", за 1868 г. и отд.) внесло крупные поправки в тогдашние сведения о строении пермской формации и ее фауне в России. В нем Барбот-де-Марни доказал триасовый возраст местных отложений, относимых до него, согласно Мурчисону, к пермской формации, вследствие чего явились существенные изменения и поправки в прежней геологической карте России на огромном протяжении ее северных и восточных пределов. Точно так же и геологические исследования его в аму-дарьинской области, показавшие, что из осадочных формации главное место здесь принадлежит меловой системе пластов, произвели переворот в господствовавшем до тех пор взгляде на геологию стран по Аму-Дарье, так как стало очевидным, что в новейшие третичные времена страны эти не были покрыты морем, а представляли сушу. При жизни Барбот-де-Марни успел напечатать только краткие отчеты об этой экспедиции и своих работах в "Трудах СПб. общества естествоиспытателей", в "Известиях Имп. Рус. Географического общества" и в "Neues Jahrbuch der Mineralogie" (1878); подробный же дневник его путешествия был издан СПб. обществом естествоиспытателей в 1889 г., под редакцией проф. А. А. Иностранцева и H. A. Андрусова, под заглавием: "Труды арало-каспийской экспедиции, вып. VI. Через Мангышлак и Усть-Урт в Туркестан. Дневник геологического путешествия". Немаловажны были результаты его исследований и на юге: они выяснили наши неогеновые формации и их отношения к осадкам венского третичного бассейна. В общем все результаты произведенных Барботом исследований сводятся к следующим трем выводам: 1) кремнистые брекчиевидные известняки, являющиеся в основании обнажений левого берега Волги выше г. Самары, относятся к каменноугольной, а не к пермской формации, как предполагали до сего; 2) к востоку от Самары, особенно в Алексеевской горе, является неизвестная до того мощная группа пресноводных отложений, и 3) красноцветная группа пород, слагающая Общий Сырт и заключающая каргалинские медные руды, принадлежит не к пермской системе, а к триасовой.
Учено-литературная деятельность Барбота-де-Марни началась очень рано. Еще студентом горного института он печатал в "Горном Журнале" и "Северной Пчеле" статьи об успехах геологических знаний. По окончании же института он постоянно печатался в "Записках СПб. Минералогического общества", в "Трудах СПб. общества естествоиспытателей" (куда вошли и "Геологические исследования, произведенные в 1870 г." в Рязанской и Тульской губерниях и имеющие большой палеонтологический интерес), в изданиях Русского Географического общества, в немецких геологических изданиях; но более всего он поместил статей и заметок в "Горном Журнале". Барбот-де-Марни был почетным членом многих ученых обществ, почетным доктором геологии от с.-петербургского университета, и председателем отделения минералогии и геологии общества естествоиспытателей при с.-петербургском университете. Все его труды пользовались и пользуются большою известностью как в России, так и за границей.»
(Смирнов В.И. Геология полезных ископаемых)
«В 40-х годах XIX столетия начинает свои многолетние работы на Кавказе Г. В. Абих, заложивший основы фундаментального геологического изучения этого региона. Отводя преимущественное место в своих исследованиях Закавказью, Г. В. Абих в 1852 г. впервые составил геологический разрез северного склона Кавказа от Эльбруса до Бештау и опубликовал многочисленные наблюдения по вулканизму, осадочным формациям Кавказа и Закавказья.

Почти одновременно с Г. В. Абихом систематические геологические исследования на Кавказе проводят геологи Кавказского горного управления, результаты работ которых публиковались в изданиях Горного управления «Материалы для геологии Кавказа». Среди них следует назвать сохранившие свою ценность труды Н. Н. Барбот де Марни по геологии и полезным ископаемым Дагестана, Эльбрусскому полиметаллическому месторождению, статьи А. М. Коншина о прикубанских месторождениях нефти, горячих минеральных источниках Восточного Кавказа, источниках северного склона и по геологии Черноморского побережья. Работы Н, Н. Барбот де Марни и Н. Я. Данилевского, проведенные в связи с изучением возможности использования Маныча для водного пути и орошения, дали первые достоверные сведения о Калмыцких степях и Маныче, впоследствии пополненные описаниями Оммэр де Гелля. (1869).»


(Лит.: Памяти Н. П. Барбот-де-Марни, "Горный журнал", 1877, т. 2, май — июнь.)
«Барбот-де-Марни, Николай Павлович
(1829 — 4 апр. 1877) — рус. геолог. Окончил Ин-т корпуса горных инженеров в Петербурге (1852). С 1866— проф. этого ин-та. В 1860—62 руководил экспедицией в Калмыцкой степи, за геолого-географич. исследования к-рой был удостоен золотой медали Рус. географич. об-ва. В 1864 изучал пермские отложения Севера России. В 1874 принял участие в Арало-Каспийской экспедиции Рус. географич. об-ва. Доказал, что из осадочных формаций в р-не Арало-Каспия главное место принадлежит меловой, а не третичной системе».


(Яков Невахович Кумок «Карпинский»)

«4 апреля 1877 года из Вены на имя директора Горного института пришла телеграмма на немецком языке; Кокшаров бегло на нее взглянул и откинулся на спинку кресла. Сообщалось, что Барбот де Марни скоропостижно скончался в номере венской гостиницы. Неделю назад по предписанию врачей он выехал в Ниццу. В Вене его встречали коллеги; со многими был знаком и переписывался долгие годы; в ночь с 3 на 4 апреля они засиделись в его номере, обсуждая геологические новости...
Через несколько дней привезли цинковый гроб; все удивлялись его небольшим размерам. При жизни малорослость Николая Павловича скрашивалась подвижностью, напористостью; вдруг сослуживцы с болью и даже недоумением осознали, что он был вовсе не стар. Всего сорок шесть лет. А успел объездить Урал и Калмыцкую степь, о которой составил первый геологический очерк, Галицию, Подолию, северные губернии. Удостоен премий и медалей от научных обществ. Имел звание почетного доктора Санкт-Петербургского университета. При жизни разное говорили: ходили слухи, что брал подряды от частных фирм (что для государственного служащего считалось некорректным). Но сейчас все это забылось. Поминали добром; сожалели, что оборвались его начинания; он готовил к печати сразу три, как он сам считал, главнейшие свои сочинения: об Олонецком крае, об Арало-Каспийской низменности и о геологическом строении Европейской России. Не успел...
Отпевали в институтской церкви, а хоронили на Смоленском кладбище, где Горному принадлежал большой участок.
Смолоду Николай Павлович приохотился собирать книги; теперь вдова дарила богатую библиотеку кафедре, которой он заведовал; Карпинскому поручили, прежде чем перевозить, привести в порядок. Ему же поручили написать некролог и огласить на заседании Минералогического общества. Мог ли он тогда знать, что это первый из некрологов, которые придется ему за свою жизнь составить (более трехсот!) и о каждом из покойных своих учителей, сверстников, коллег, учеников и учеников своих учеников он скажет верное слово и найдет верную оценку их труду.
Вот и в этом, первом из написанных им некрологов он вспомнил то, что всеми было уже забыто, – что Николай Павлович в юности сотрудничал в «Современнике». Некрасову нравились его обзоры новейших теорий происхождения и строения Земли, они способствовали распространению положительных знаний в России. Перейдя же к научным трактатам и публичным выступлениям Барбота де Марни, Карпинский особо остановился на тех их качествах, которые, вероятно, хотел бы перенять и выработать у себя:
«Язык их ясен, прост и точен, без всяких лишних слов. Несмотря на такую сжатость изложения, он плавен и легок в чтении. О лекциях его в Горном институте я, как ученик Николая Павловича, могу сказать, что они отличались строгою научностью, систематичностью, редким умением разграничивать наиболее существенное от фактов и явлений сравнительно меньшего значения; к достоинствам же изложения должно отнести простоту, ясность и в особенности точность определений».»

ИСТОРИЯ ВГБ (ВСЕРОССИЙСКАЯ ГЕОЛОГИЧЕСКАЯ БИБЛИОТЕКА)
«Весной 1882 г. на втором заседании Присутствия Геологического комитета России было принято решение о создании библиотеки. Директор Геолкома академик Г.П. Гельмерсен предложил обратиться ко всем иностранным учреждениям с предложением об обмене изданиями. В основу библиотеки положено собрание книг профессора Горного института Н.П. Барбота де Марни в количестве 1183 экз.»


ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ НА СМОЛЕНСКОМ ПРАВОСЛАВНОМ КЛАДБИЩЕ

Барбот де Марни Николай Павлович (1832-1877). Доктор геологии, профессор Горного института.
Барбот де Марни Лев Николаевич (1872-1938).


Е.Н. Барбот-де-Марни(1868-1939)

(Сайт Екатеринбурга (автора статьи не знаю): http://capital.ekburg.ru/1015_0_0_0)
«Представитель третьего поколения династии, Евгений Николаевич, также занимался на Урале геологическими исследованиями. В частности, он проводил изыскания в Верх-Исетском, Златоустовском и Лысьвенском округах. Работая на Урале, он сумел собрать огромное количество сведений о многих месторождениях полезных ископаемых. Немалая часть собранного материала вошла в книгу «Урал и его богатства».
Название книги Е.Н. Барбота-де-Марни имеет весьма символичный характер. Отталкиваясь от названия книги, посвященной описанию различных месторождений, можно вполне определенно заявить, что одним из главных богатств Урала являлись и являются люди, внесшие огромный вклад в разработку его подземных кладовых, в становление и развитие уральской металлургии.»


(http://www.0mutninsk.ru/encyclopedia-b/ ... dia-b.html)

Барбот де Марни Евгений Николаевич, (1868-1939), горный инженер, крупнейший специалист в дореволюционной России по добыче золота. Автор многочисленных научных статей и книги «Урал и его богатства» (1910). Перед революцией – член правления акционерного товарищества «Лензолото», инженер Главного Горного управления в Екатеринбурге. В 1917-1918 годах управляющий Омутнинскими заводами, а затем технический руководитель Северо-вятского горного округа (1918-1919). Не поддерживая в принципе первые мероприятия большевиков, возглавил и провел национализацию Омутнинских заводов и вошел в Деловой совет по управлению ими. Большая заслуга в недопущении анархии и растаскивания заводов. Впоследствии возглавил главк «Главзолото». В 1920-е годы вернулся к преподавательской деятельности.
Профессор Ленинградского горного института.

(http://omut-sut.ucoz.ru/publ/30-1-0-103)
Малоизвестный период жизни горного инженера Е.Н. Барбота-де-Марни

Любое научное исследование не обходится без открытий. Найденные документы и источники зачастую переворачивают устоявшиеся представления о событиях минувших дней и личностях отдельных людей, заставляя по-другому взглянуть на происходившее.

Целью нашей работы было исследовать период жизни горного инженера Е.Н. Барбота-де-Марни во время его пребывания в Омутнинском заводе.В немногочисленных источниках, говорилось, что это был типичный представитель буржуазного слоя, «опытный пройдоха, умеющий хорошо замаскировать интересы капиталистов». Вцелом, опасный человек для устанавливавшейся Советской власти.
Главным управляющим Омутнинскими заводами Е.Н. Барбот-де-Марни был не долго, но время это стало переломным в их судьбе. Трезво оценивая политическую ситуацию, по инициативе управляющего был создан Рабочий комитет (занимавшийся защитой прав рабочих), который впоследствии перерос в социал-демократическую партию небольшевистского толка. Так, взяв ситуацию под контроль, Е.Н. смог сохранить рабочую обстановку на заводе.

Только порядочность и добросовестность управляющего стали причиной того, что он отказал в переводе крупной суммы денег для руководства акционерного общества, так как обманутыми в конечном итоге оказались бы рабочие. В марте 1918 г. он сыграл решающую роль в национализации Омутнинских заводов, став одним из членов нового органа власти на заводах - Делового Совета Омутнинского горного округа.
Когда весной 1918 г. до Омутной докатилась большевизация волостных Советов Рабочих, для Е.Н. Барбота-де-Марни настали нелегкие времена.
Как для ценного специалиста в такой ситуации наилучшим выходом из положения должен был стать отъезд из Омутной. Но он не уехал и после того, когда в 1918 г. при невыясненных обстоятельствах сгорел дом, в котором он проживал с семьей.
Когда встал вопрос об укрупнении заводских округов, бывший управляющий взял на себя проведение этого нелегкого мероприятия. Результатом его усилий стало образование Северо-Вятского горного округа (С.В.Г.О.), куда вошли все Омутнинские заводы. Таким образом, Барбот-де-Марни продлил жизнь заводов на много лет вперед.
В период гражданской войны, когда линия фронта приближалась к Омутнинским заводам, местный военревком стал настаивать на эвакуации заводов на запад. Такое решение никак не находило одобрения со стороны Е.Н. Барбота-де-Марни, считая, что такое мероприятие может привести к остановке завода уже навсегда.
Конфликт был разрешен не в пользу здравомыслия Барбота-де-Марни. В конце апреля 1919 г. вместе с десятками служащими и основным оборудованием завода Е.Н. покидает Омутную. Возвратившись обратно осенью 1919 г., вместе с другими инженерами ему удается вновь запустить мартеновский цех. Летом 1920 г. Барбот-де-Марни покидает Омутнинский завод, по-видимому, навсегда.
Тем не менее, связь Е.Н. Барбота-де-Марни с Омутной не была прервана. Здесь оставалась его дочь Татьяна со своим мужем инженером-прапорщиком С.И. Сенявиным. В 1924 г.(по всей вероятности, это произошло на Омутнинской земле) у них родилась дочь Ариадна, живущая и поныне, мать актрисы театра и кино Натальи Варлей (правнучка Евгения Николаевича). Также, в Омутной связал себя узами брака сын управляющего – Павел, женившись на местной уроженке Александре Моховой. Сам Павел был убит в ходе военных действий в 1919 г. и в этот же год у них родилась дочь Тамара, о которой практически ничего не известно.
В 1920 году Барбот-де-Марни возглавлял главк «Главзолото», а в дальнейшем являлся профессором Горного института в Ленинграде. В 1920-е годы это был крупнейший специалист по золотым и платиновым месторождениям в нашей стране. Причины его смерти, которая произошла в 1939 году, не известны.

(Автор мне неизвестен)
Как научное направление открытая горная технология формируется с середины 20-х годов 20 века. Этому способствовали создание производительной горной техники и расширение области применения открытого способа разработки. К числу первых аналитических исследований относятся установление рациональной высоты уступов применительно к криворожским карьерам (Л. Д. Шевяков, 1924), создание методов определения границ карьера (М. И. Гоберман, 1927; А. И. Стешенко, 1927-30). Научные обобщения опыта открытых горных работ завершились созданием первого в мировой литературе двухтомного учебника для вузов по открытой разработке месторождений (А. П. Зотов, 1932). Создаётся первая классификация систем открытой разработки (Е. Н. Барбот де Марни, 1934). В связи с широким внедрением электрических экскаваторов важное значение приобретает электроснабжение карьеров. Научные обобщения в этой области выполнил С. А. Алаторцев (1934-35).

(http://www.oldbooks.ru/e-store/books/bb ... =144885721)
Год издания: 1909
Издатель: Спб. Тип. П. П. Сойкина. Авторы: Барбот-де-Марни, Евгений Николаевич Драги на приисках Невьянских заводов / Горн. инж.

Павел Евгеньевич Барбот-де-Марни (1900-1921)
(Муравьёва И.Б. Барботы де Марни)
расстрелян в 1921 г.
«Павел Евгеньевич принадлежал к знаменитому дворянскому роду французских эмигрантов Барботов де Марни, первый представитель которого, по семейным преданиям нынешних его потомков, прибыл в Россию в петровское время, остался здесь, женился на русской и положил начало русскому роду с французской фамилией. Учитывая, что первые русские Барботы де Марни были протестантского вероисповедания, можно предположить, что искать новой родины родоначальника фамилии подвигла отмена Людовиком ХIV в 1685 г. Нантского эдикта о веротерпимости.
Семья Барбот-де-Марни имела давние традиции учёбы в школе К.Мая – первый представитель этой фамилии, в будущем известный горный инженер, профессор геологии, Николай Николаевич Барбот-де-Марни (1863-1895), учился в гимназии еще в 1872 - 1873 годах. Павел Евгеньевич родился 16 июня 1900 г. в Пермской губернии. Его отец, Евгений Николаевич Барбот де Марни (1868 - 1939), в год рождения Павла служил на заводах графа Шувалова в Пермском крае, но уже в 1901 г. стал помощником хранителя музея Горного института (Санкт-Петербург). Мать Евгения, Нина Николаевна (урождённая Кузнецова), много внимания уделяла воспитанию детей: Татьяне (1899-1976), в замужестве Сенявиной, Павлу (1900-1921), Ирине (1905 -1992), в замужестве Парфёновой, и Юрию (1909-1937).
Следуя фамильным традициям, в 1909 г. Павел поступил в приготовительный класс гимназии К. Мая и учился в школе до 1917 г. (седьмой класс гимназии). Скорее всего, учёба была прервана трагическими последствиями Октябрьского переворота.
Известно, что в 1921 году Павел был учеником высшей военной школы. 17 февраля 1921 г. был арестован в Омске «за участие в подпольной белогвардейской организации по свержению советской власти» и расстрелян 14 мая того же года»


(Жертвы политического террора в СССР http://lists.memo.ru/index2.htm)
«Номер дела: П-13663
Барбат Павел Евгеньевич
(варианты фамилии: Де-Мориш, Барбот) Родился в 1901 г., Пермская губ.; русский; образование гимназия; Ученик высшей военной школы.. Проживал: Омска.
Арестован 17 февраля 1921 г.
Приговорен: Омская губЧК 18 апреля 1921 г., обв.: за участие в подпольной белогвардейской организации по свержению советской власти.
Приговор: ВМН. Расстрелян 14 мая 1921 г. Реабилитирован 16 сентября 1992 г. Прокуратурой Омской обл. на основании Закона РФ.
Источник: Книга памяти Омской обл.»


И на этом история славного рода явно не кончилась т.к. если поискать то встречаем эту фамилию и дальше в нашей истории вот для примера :
«Барбот Де Марни, А. В.
Месторождение основных строительных материалов в Северной части Казахстана: В р-нах целинных и залежных земель / А. В. Барбот Де Марни. - Алма-Ата : Изд-во АН Каз. ССР, 1960. - 316 с.»

«Диакон Павел Парфенов — правнук выдающегося геолога, профессора Горного института Н.П.Барбот-де-Марни, служит в церкви Казанской Божией Материв Тосно.»

Автор: А.В.С.
http://форум.хитник.рф/viewtopic.php?t=1230&

[toyohara]

Мясников А. В.




На юго-востоке Забайкалья, у границы с Китаем стоит старинное русское село – Нерчинский Завод. Оно раскинулось по берегам речушки Алтачи, что течет у подножия горы Крестовой, из недр которой было добыто первое отечественное серебро. В XVIII-XIX веках о Нерчинском Заводе ­– центре Нерчинского горного округа, императорской вотчины, занимавшей большую часть современной Читинской области, – знала вся Россия-матушка. Отсюда в государеву казну поступали драгоценные металлы и камни. Здесь находилась администрация знаменитых Нерчинских заводов. Причем под этим термином понимались не только сами заводы, но и принадлежавшие им рудники, кожевни, стекольная фабрика, сенокосные и пашенные угодья, селения. Сейчас о тех временах в Нерчинском Заводе напоминают лишь ветхие, некогда красивые дома, да старое, заросшее колючим кустарником кладбище. На нем среди разбитых и перевернутых надгробий можно увидеть мраморную плиту с надписью: «Здесь покоится тело коллежского советника Егора Егоровича Барбота де Марни с его супругою, родившегося в 1743 году, скончавшегося в 1796 на 53 году от рождения». Местные жители, приходя на кладбище, редко останавливаются возле нее. Большинство из них даже не подозревают, что проходят мимо могилы человека, который пользовался уважением современников, внес серьезный вклад в российскую науку и развитие Нерчинских заводов.
Как ни парадоксально, но краеведы, учителя, историки горного дела располагают о жизни Е.Е. Барбота де Марни отрывочными и подчас противоречивыми сведениями. Долгое время его деятельность оценивали, основываясь на рассуждениях о строгости, несправедливости царского режима и на песне:
«Здесь Барбот Маринкин правил,
Славу по себе оставил,
Громкую при том:
Кому сто плетей по спинам,
Кому двести с половиной,
А больше кулаком».ⁱ
Понятно, что строки, сочиненные горнорабочими и каторжанами – интересный, но далеко не самый информативный и уж точно не объективный источник. Более подробная информация содержится в архивных документах.
Судя по формулярному списку, Е. Е. Барбот де Марни – сын французского дворянина, зачислен на русскую службу в 1751 году. Тогда ему было всего 8 лет. В 19 лет он уже был поручиком, а в 31 год, получил чин секунд-майораⁱⁱ. В 70-е годы XVIII века служил в Нерчинском горном батальоне – воинском подразделении, сформированном для охраны заводов и рудников.
Поднимаясь по служебной лестнице, проявлял завидную решительность, жесткость, принципиальность и в то же время – тактичность, умение, когда того требовали обстоятельства пойти на уступки. Все эти качества помогли ему с честью выдержать непростые испытания, уготованные судьбой.
Так, в 1776 году командир заводов Василий Нарышкин поручил Е. Е. Барботу де Марни доставить в Петербург донесения для Екатерины II. Однако поездка в столицу по разным причинам откладывалась. Затем командир неожиданно выехал из Нерчинского Завода в Иркутск для обсуждения пограничных вопросов с губернатором Федором Глебовичем Немцовым. Отъезд заводского начальника больше напоминал парад или военный поход. Его сопровождала целая свита: секретарь, два регистратора, десять офицеров, два унтер-офицера, двенадцать рядовых, барабанщик, флейтист и даже цирюльник. Е. Е. Барбот де Марни, тоже входил в тот отряд, но пробыл в нем совсем недолго. Выполняя приказ В. Нарышкина, он поехал в Кяхту, а оттуда направился в Удинск, где должен был дожидаться прибытия начальника.
В Удинске его обескуражили неприятные новости. Люди на улицах наперебой рассказывали о том, что господин статский советник Нарышкин грабит купцов, разбрасывает деньги простолюдинам, ездит по краю с захваченными в Нерчинске пушками и, провозгласив себя полковником, жалует всех офицерскими чинами, пытается сформировать из бурят и тунгусов четыре гусарских полка. Верить слухам Е. Е. Барбот де Марни отказывался. Позднее он напишет Ф. Г. Немцову: «Можно ли было таковые поступки либо ожидать от поставленного надо мною начальника, которой короткой время перед тем наиполезнейшия дела в заводах делать начинал».ⁱⁱⁱ Тем не менее, чтобы, узнать, насколько соответствуют истине перечисленные выше сведения, молодой офицер, вопреки приказу, отправился навстречу В. Нарышкину.
Проехав всего шестьдесят верст, он убедился в правдивости слухов. Ротмистр, нарышкинского «Красного Даурского полка» вручил ему якобы от имени государыни ордер на получение чина полковника. Так бесхитростно создатель гусарских полков хотел заручиться поддержкой секунд-майора. Но Е. Е. Барбот де Марни, в отличие от многих сослуживцев, отказался от «повышения». Не принял и другую «царскую милость» – пять тысяч рублей из заводской казны. Угрозы, обещание заковать в цепи и отправить на каторгу на него также не подействовали. Забайкальский «самодержец», видя непреклонность подчиненного, отправил его осматривать все рудники и заводы. В ходе этой командировки Е. Е. Барбот де Марни выявил грубые нарушения дисциплины на предприятиях заводского ведомства.
Поход В. Нарышкина закончился бесславно. «Завербованные» им гусары, получив деньги и узнав, что у командира нет императорского соизволения, разбежались. Дойдя до Иркутска, он сдался властям и был отправлен в Петербург, где предстал перед судом Сената. По решению Ф. Г. Немцова, управление заводами временно было доверено Е. Е. Барботу де Марни, который сразу же принялся активно бороться с нарушителями дисциплины, пьяницами.
Пьянство, бывшее чуть ли ни нормой жизни в горнозаводских селениях вызывало негодование потомка французских дворян. Например, еще 27 июня 1776 года он поставил в известность канцелярию Нерчинского горного начальства о драке с участием пьяного служащаго Нерчинско-Заводской чертежни, унтер-шихтмейстера Василия Кречетова и отметил: «Поступок сей гнусен чужайшей подлости, а в унтер офицере терпим быть не может… я за долг себе поставляю все силы употребить чтоб иметь при заводах достойных ревностных и примерного поведения офицеров; и в след сего приказал я здешнего завода управителю Корнилову того Кречетова наказать палками и отдать в маркшейдерскую школу сняв с него унтер шихтмейстерский чин»^iv.
Приобретенные в 70-е годы XVIII столетия опыт, знания и репутация умелого администратора сослужили Е. Е. Барботу де Марни хорошую службу. Руководство относилось к нему с доверием, отмечало его усердие, рвение к службе.
В 1784 году генерал-поручик, правитель Нерчинской области Евстафий Карлович Бекельман получил из Иркутского наместнического правления сообщение, в котором излагался императорский указ об организации этнографических изысканий в Сибири. Высочайшая воля была такова: поручить честному и сведущему человеку собрать сведения «о начале и происхождении», истории и обычаях «разных племен инверцов». «А при том предания между ими сохраняющиеся, – указывалось в сообщении, – сколько бы они с истиною не были сообразны описать без всякаго разбора о каждом народе порознь, и таковые описания представить Ея Императорскому Величеству»^v Руководителем этих этнографических исследований Е. К. Бекельман назначил Е. Е. Барбота де Марни.
В 1787 году Екатерина II подписала указ о передаче Нерчинских заводов в ведомство Кабинета Ее Императорского Величества и приказала: «… правление тех заводов поручить временно Нерчинской горной экспедиции прибавя по недостатку в ней человек к заседанию из заводских штаб офицеров находящегося ныне в той экспедиции горного советника Барбота де Марни»^vi.
Нерчинская горная экспедиция, заменившая Нерчинскую горную канцелярию должна была управлять только «горными и воинскими чинами», всеми заводскими людьми, не вмешиваясь «в земския дела до нея не принадлежащия». Членов экспедиции никто не мог уволить или перевести в «другие команды» без особого повеления Кабинета.
Е. Е. Барбот де Марни получил от Кабинета указание: осмотреть все заводы и срочно выезжать в столицу. В апреле им был написан доклад о состоянии горнозаводского дела в крае. «Главнейший недостаток в заводах есть рудной, – указывалось в нем, – да и все нерчинские рудокопи своим углублением и убожеством делаются ежечасно добычею убогих руд… на будущие времена безнадежнее»^vii. Чуть ниже предлагалось заняться поиском новых месторождений, привлечь к этому вольный люд, пообещав свободным приискателям в случае успеха щедрое вознаграждение и поддержку горного начальства.
Рассматривая экономические проблемы государевой вотчины, автор наметил пути их решения, причем высказал прогрессивные для своего времени идеи. Например, для увеличения производительности труда предложил поощрять отличившихся рабочих, а наряду с трудом приписных крестьян и каторжан активно использовать вольнонаемный труд.
В докладе обосновывалась необходимость охранять леса, построить мост через реку Борзю на пути из Кличкинского рудника до Кутомарского завода, развивать частную горную промышленность.
По существу это был программный документ, план действий. Возможно, замыслы француза понравились не только кабинетским чиновникам, но и самой Екатерине Великой. В 1788 году императрица назначила Е. Е. Барбота де Марни начальником заводов, определив ему жалованье 1800 рублей в год. Кабинет Ее Величества снабдил его наставлением, где перечислил полномочия начальника, экспедиции и потребовал создать коллегиальный орган – Горный совет, «составя оный из членов горной экспедиции, правителей частных заводов и главных смотрителей за рудниками».
Новый начальник с энтузиазмом приступил к работе. Часто ездил по Даурскому краю, осматривал все рудники, прииски, заводы, промыслы, вникал в различные вопросы, начиная от устройства плавильных печей и заканчивая заводским хлебопашеством. Даже известие о производстве в чин коллежского советника он получил в дороге – 5 сентября 1788 года, когда пытался в «Братской степи» выбрать место для строительства железоделательного завода.
Пристальное внимание уделял организации добычи и систематических поисков цветных камней. Еще в докладе Нерчинской горной экспедиции, написанном в 1797 году предложил: «с началом предстоящего лета послать известных знающих людей к собранию пород агатовых, сердоликовых, халцедоновых, ониксовых и сардониковых, и что ими добыто будет хранить в руках надежного человека пока здесь возможность откроется их обрабатывать, и достойные пересылки высочайшему кабинету доставлять, а не менее того собирать для заводского минерального кабинета»^viii. Таким образом, Е. Е. Барбот де Марни планировал не только добывать ювелирное сырье, но и создать специальное учреждение для хранения и обработки минералов. Он отлично осознавал, что в Нерчинском Заводе давно сложились предпосылки к возникновению музея. Горнозаводские специалисты постоянно собирали различные экспонаты для научных учреждений, частных лиц, интересовавшихся редкостями. Многие из них принимали участие в формировании фондов одного из старейших минералогичских музеев России – Минерального кабинета при петербургском Горном училище (основано в 1773 году). Не исключено, что именно этот факт стал своеобразным импульсом к созданию музея за Байкалом. К тому же преподавателям местной горнозаводской школы, основанной в 1724 году, музейные экспонаты нужны были как наглядность при занятиях, а рудознатцам требовались хорошо систематизированные коллекции для изучения природных богатств края, чтобы изучать природные богатства края, а, следовательно, приумножать «казенную прибыль».
В мае 1797 года Нерчинская горная экспедиция отправила в урочище Адун-Челон – минеральную кладовую степей даурских – и в «другие места» две поисковые партии. Вслед за ними выехал опытный гиттенфервалтер Хоппе и обнаружил в горах Адун-Челона серебро и оловосодержащие руды.
Открытие Хоппе дало в 1788 году Е. Е. Барботу де Марни дополнительный повод настоятельно просить правителя Иркутского наместничества генерал-майора Михайло Михайловича Арсеньева передать Адон–Челон (Шерловую гору) в ведомство заводов. М. М. Арсеньев просьбу удовлетворил и приказал уездному землемеру Бармину обмежевать участок, требуемый заводским начальством.
Олово и серебро в Шерловой горе добывали недолго. Поэтому в XX веке их пришлось открывать заново, ведь новым исследователям почти ничего не было известно об изысканиях Хоппе.
В мае 1788 года горная экспедиция снарядила на Адун-Челон очередную партию во главе с унтершихтмейстером Петром Киргизовым. Перед ним стояло несколько задач: укрепить «по горному правилу» старые выработки, привезти в Нерчинский Завод шерлы, аквамарины и топазы, разведать новые места, где можно добывать поделочные камни, а недалеко от наиболее перспективных выработок построить зимовье.
Почти одновременно для поиска новых месторождений в разные уголки края отправились небольшие отряды из двух-трех, реже пяти-шести человек. Е. Е. Барбот де Марни предписывал искателям с местным населением вести себя корректно, никому не причинять вреда и всегда расплачиваться за приобретаемые продукты.
Летом он осуществил идею о создании кабинета для хранения коллекций. 11 июня Нерчинская горная экспедиция получила от него «предложение»: «Господину маркшейдеру Рычкову поручил я собрание и устроение минерального здесь казенного кабинета, на что ему и предписание от меня дано, экспедиции благоволить ему приказать вручить уже собранное количество ископаемых и дать за шнуром и печатью для каталога сего кабинета книгу: а как экспедиция имеет некоторое собрание книг, могущих служить основанию библиотеки, то и оные ему при описи отдать^ix.
Из этого документа следует, что кабинет был первым музеем Забайкалья и одним из первых минералогических музеев России! Библиотеку при нем, между прочим, тоже первую за Байкалом, регулярно пополняли горные офицеры. Лучшее подтверждение тому – предложения Е. Е. Барбота де Марни, адресованные горной экспедиции. Приведем наиболее интересные из них:
«Господин подполковник и кавалер Кеслер продает собственные свои книги равномерно и шездесят две специальные карты, из которых я некоторые по приложенной у сего росписи щитаю нужным для заводской библиотеке и умеренной цены, почему экспедицию и прошу ежели она с моим мнением о умножении здесь библиотеки согласна; сии книги за постановленную цену взять приказать; но при том господину маркшейдеру Рычкову поручить оные осмотреть, дабы не купить какого сочинения лишеннаго которой из части оного; равномерно купить и продаваемую им господином подполковником александрийскую бумагу, в которой здесь надобность настоять будет»(18 ноября1788 года)^x.
В «Росписи продаваемым книгам» перечислены: «О множестве миров» Фонтеля, «Опытная наука» Лемана, «Опыт о состоянии войск» Минендорфа, «Сокращенная математика» Румодского, «Землеописание» Бюсенга в 8 частях и другие труды известных ученых того времени.
Чиновники, увлеченные просветительскими идеями, собирали на литературу деньги, как могли, обогащали библиотечный фонд, что доказывается следующим документом:
«Господа командующие заводами и рудниками представили мне двадцать шесть книг разнаго содержания купленных ими из экономических их прилежанием собранных денег для умножения заводской казенной библиотеки, которые я господину Рычкову для помещения их в каталог препроводил о чем экспедицию извещаю, надеясь, что она неупустит упоминаемым господам знать дать с сколь великим удовольствием приемлется их подарок извещающей желание споспешествовать частному просвящению и общей пользе. Какие же книги у сего прилагаю каталог.
Егор Барбот де Марни
1793»^xi
Среди подаренных книг были, в основном, естественнонаучные сочинения: «О мирах» Шмита, «Собрание для горных людей» Лемпе, «Наружные признаки ископаемых» Вернера, «Минералогические путешествии» Фоигта.
В музейной библиотеке хранился и бестселлер естественнонаучной мысли XVIII столетия – «Естественная история» графа де Бюффона. Знаменитый писатель, названный современниками «золотым пером Европы», Жорж Луи Леклерк де Бюффон живо и красочно излагал разные гипотезы, теории о развитии Земли, о жизни птиц и зверей. Полное название труда мастера – «Естественная история, общая и частная, вместе с описанием кабинета короля». Кабинет короля – музей, наподобие петровской Кунсткамеры в Петербурге. Во Франции сочинение Жоржа Бюффона вышло в 36 томах, в России же не опубликовали и половины из них. Бюффоновская «Естественная история» сыграла важную роль в популяризации зоологии, палеонтологии, минералогии, а также музейного дела и, наверное, использовалась как пособие при оформлении минерального кабинета. Косвенным подтверждением такого предположения могут служить несколько книг Бюффона с автографами Е. Е. Барбота де Марни и штампом Нерчинско-Заводской библиотеки из фондов Читинского областного краеведческого музея.
Первый заведующий кабинетом, маркшейдер Яков Алексеевич Рычков, впоследствии возглавил Нерчинские заводы. Он поступил на государеву службу в 1764 году, окончил Московский императорский университет. В 1774 году принят «по имянному повелению» в Горное училище, откуда выпустился со званием шихтмейстера и определен на службу в Казанское горное начальство. В 1781 году по требованию Нерчинского горного начальства был командирован за Байкал. До 1783 года управлял несколькими рудниками. Затем выполнял обязанности управляющего Шилкинским заводом^xii. Назначение на должность заведующего музеем, характеризует его как нельзя лучше: составление описей, каталогов можно было доверить только высокообразованному, хорошо разбиравшемуся в минералах и ответственному специалисту.
О первых экспонатах этого музея информации крайне мало. Предложение Е. Е. Барбота де Марни от 11 июня 1788 года позволяет заключить, что в основу экспозиции кабинета легли ранее собранные минералы, но об их количестве ничего не известно.
Некоторые сведения о пополнении коллекций можно почерпнуть из деловой переписки конца XVIII столетия. К примеру, в сентябре 1788 года унтершихтмейстер Петр Киргизов, вернувшийся с Адун-Челона (Шерловой горы) отрапортовал: «добытые ширловые и других пород щетки, и аквамаринные камни мною привезены, и зданы в казенной кабинет господину маркшейдеру Рычкову»^xiii.
В 1789 году Е. Е. Барбот де Марни приказал заводскому смотрителю Семену Резанову съездить к верховьям Витима для сбора новых экспонатов. Витим был тогда плохо изучен. От С. Резанова требовалось «полосатых камней, которых сколько возможно большие и чистые куски стараться добывать, не менее того в россыпи той реки приложить труд сыскать хорошие куски окаменелого дерева». Начальник заводов предписал выбирать самые крупные, то есть наиболее подходящие для показа, образцы окаменевших деревьев: «чем более, тем лутче, лишь бы сучки и тому подобные признаки, что оно дерево было, существовали». «Великость кусков не должна тебя устрашить, напутствовал он, – потому, что находящемуся в Читинском остроге сержанту Суханову на своз их тебе денги приказано дать»^xiv. Задание Резанов выполнил, и найденные им окаменелости вскоре украсили музей.
iБалабанов В. Ф. История земли Даурской – Чита, 2003

iiГАЧО, ф.31, оп.1, д.261, л.421 об

iii РГАДА, ф.248, оп.113, д1583, л.97

ivГАЧО, ф.31, оп.1, д.109, л.482

vГАЧО, ф.31, оп.1, д.226, л.266 об

viГАЧО, ф.31, оп.1, д..259, л.7

viiГАЧО, ф.31, оп.1, д.258, л.1

viiiГАЧО, ф.31, оп.1, д.258, л.3 об.

ixГАЧО, ф.31, оп.1, д..262, л.148

xГАЧО, ф.31, оп.1, д.262 л. 414-414 об.

xiГАЧО, ф.31, оп.1, д.332, л.160

xiiГАЧО, ф.31, оп.1, д.354, л.172 -173 об.

xiiiГАЧО, ф.31, оп.1, д.275, л.67

xiv ГАЧО, ф.31, оп.1, д.125, л.248

[toyohara]

Создание минерального кабинета происходило одновременно с расширением работ рудоискательных партий и составлением подробнейших геологических карт. С 1789 по 1794 годы унтершихтмейстеры Дорофей Лебедев и Михайло Иванов провели геологическую съемку в бассейне реки Аргуни. В 1926 году ее качество поразило ученого Е. А. Преснякова: «Съемка охватывает всего 35.000 кв. верст. Основа глазомерная, по-видимому, составлена самими исследователями. Обращает внимание, что она гораздо точнее всех карт 19 века и позволяет весьма легко переносить геологическую раскраску их на современные десятиверстки. По числу данных на карте названий падей и ручьев карта превосходит даже двухверстки съемки военно-топографического ведомства»ⁱ.
Столь высокий уровень геологических изысканий наверняка находил отражение в музейной экспозиции. Достоянием музея вместе с образцами горных пород и минералов, собранных руководителями партий, становились, возможно, карты, планы, отчеты с описаниями месторождений.
Немаловажным представляется так же и то, что учредитель минерального кабинета сам был большим любителем минералогии и геологии, собрал внушительную коллекцию, насчитывавшую более 2000 экспонатов, привезенных почти со всего мира. Сохранилась рукописная копия каталога данного собрания. В нее включено двадцать восемь частей: «Известь», «Голышевые породы», «Венисовые породы», «Глины», «Слюдяные породы», «Плавиковой шпат», «Льнянокаменные породы», «Цеолит», «Марганцы», «Кислые соли», «Щелочные соли», «Уголь и смолы», «Сера», «Золото», «Серебро», «Белое золото», «Олово», «Свинец», «Медь», «Железо», «Ртуть», «Висмут», «Шпиаутр», «Сурма», «Мышьяк», «Кобальт», «Николаец», «Камни»ⁱⁱ.
Даже описание богатств коллекционера поражает воображение. Оказывается, в его распоряжении имелись «окаменелые мелкие улитки на сером песчановатом камне с острова Танаги под 52°», вениса из Швейцарских альп, «шиферы» из окрестностей Рима, «красная и серая сурьма в кварцоватой скальной породе из Брейнедурфа в Саксонии». Однако большую часть коллекции занимали даурские находки. Среди них были «черной известковой зернистой камень из Кличкинских рудников», «черные селенитические хрустали, с черною охрою из Шивеинского прииска», «Желтой сердолик с берегов реки Аруни», «осереного дерева два куска с вершины Витима», «лазоревый камень с Байкальских гор», «известковой натек из Лургиканской пещеры», «халцедонной полушар с кваровым охрусталованием и желтым известковым обметом. Из горы близ деревни Мулиной». Два последних наименования из каталога служат неоспоримым доказательством того, что Лургиканский провал (ныне памятник природы областного значения) и Мулина гора (месторождение шарообразных агрегатов горного хрусталя и аметиста, заключенных в халцедоне) изучались в конце XVIII столетия, задолго до появления первых публикаций о них.
У Е. Е. Барбота де Марни хранилось большое количество поделочных камней, собранных на Адон-Челоне: «щетка аквамаринных хрусталей с охренным обметом», «дымчатой топаз проникнутой аквамаринными хрусталями с шишковатым зеленым кварцовым обметом», «шишковатой светляк с белым свинцовым обметом и шерлами» «12 кусков особенного аквамаринного охрусталования» и «щетка белых топазов с черными дымчатыми хрусталями, покрытыми черными шерлами» и т. д.
Ученый проявлял огромный интерес к природному творению на берегу Шилки – горе Полосатик, получившей свое название из-за ровных чередующихся слоев темных и светлых пород. Он впервые попытался охарактеризовать стратиграфию этой достопримечательности, что, конечно, нашло отражение в одном из разделов каталога.
Собирать минералы основателю первого забайкальского музея помогал знаменитый естествоиспытатель Эрик (Кирилл) Лаксман. Об их плодотворном сотрудничестве в области музейного строительства сохранилось одно письменное свидетельство. Вот оно:
«Милостивый государь
мой Кирило Густавович!
Заводя в Нерчинском Заводе казенной кабинет ископаемых, имел я чувствительное удовольствие видеть его обогащенным вашими присылками украшавшими лучшие наши обретении. Желание ваше быть здесь служащим, полезным; ободрило меня послать в Иркутск двух горосечцов с сею покорною к вам просьбою что б вы их наставили к добыче разных дикокаменных пород и всего того что может уполнить здешнее казенное собрание. Сии отправляющиеся суть Никифор Ушаков Иван Торболов…
21 апреля 1793 г»ⁱⁱⁱ.
Хотя подписи под небрежно написанным, неразборчивым текстом нет, авторство оного не вызывает сомнения. Это письмо Е. Е. Барбота де Марни. По содержанию оно перекликается с рапортом главнокомандующего рудниками Колегова начальнику заводов: «По повелению вашего высокоблагородия к приисканию камней способных двух рудокопщиков с предписанными инструментами я назначил Никифора Ушакова и Ивана Торболова…»^iv
Е. Е. Барбот де Марни сотрудничал с самыми известными геологами и минералогами – Германом, Бингеймом, В.М. Севергиным. От него они получали ценную информацию о геологическом строении, рудниках, месторождениях драгоценных камней Нерчинского края.
Особый интерес представляют его взгляды на геологию Даурии. В письме Герману он предположил, что за Байкалом когда-то произошел «почти всеобщий провал первозданных гор, благодаря чему площадь покрылась современными новыми горами»^v. По мнению ученого, доказательством тому служит строение самих гор, «странные, беспорядочные» сочетания гонных пород.
Помимо музея в Нерчинском Заводе при поддержке Е. Е. Барбота де Марни развивалось еще одно научное учреждение – химическая лаборатория. В ней проводились пробы руд, оценивалось качество заводской продукции, ставились опыты. В 1790 году возле квартиры иноземца-химика Карла Фридриха Труппеля, присланного императорским Кабинетом начали строить новую лабораторию. Правда, господин Труппель не владел русским языком, что создавало немало проблем. Администрация очень настороженно относилась к нему и опасалась за сохранность дорогостоящих приборов и реагентов. Вскоре иностранный специалист сам пожелал уехать из Нерчинского края. Однако лаборатория осталась и работала еще очень долго.
Главу горнозаводской администрации, естественно, волновали не только научные вопросы. Продовольствие в Нерчинский край поставлялось не стабильно. Цены на продукты, одежду были очень высоки. В периоды засух и наводнений население страдало от голода. Даже самые знатные и богатые чиновники, включая самого Е. Е. Барбота де Марни, жили в долг. Среди его кредиторов был рудопромышленник Михайло Афанасьевич Сибиряков, построивший первый в Восточной Сибири партикулярный (частный) завод, названный Воздвиженским. М. А. Сибирякову покровительствовал командир Нерчинских заводов В.И. Суворов. После его отставки горное начальство начало притеснять предпринимателя. Вскоре он оказался на грани разорения. В 1787 году Е. Е. Барбот де Марни поддержал М. А. Сибирякова, обратив внимание Нерчинской горной экспедиции на следующие обстоятельства: «Польза которую казна получала и получить может от руднаго и заводскаго промысла гитенфервалтера Сибирякова, принуждает при нынешнем его недостатке ему с казенной стороны зделать подкрепление, хотя малою частию людей, дабы его завод снабжаемой рудами и углем, мог в действо запущен быть; но сия помощь должна такова быть, чтоб обнаженные уже людьми казенные заводы и рудники не могли оной сугубо чувствовать. Не менее того считаю я и то нужным, чтоб Сибиряков, и некоторым количеством денег подкреплен был»^vi. В 1788 году от Кабинета ЕИВ Сибиряков получил на восстановление производства 14 тысяч рублей вместо требовавшихся 50-ти. Е. Е. Барбот де Марни по предписанию Кабинета был обязан контролировать Сибирякова, предоставить ему 100 ссыльных и выдать 8 тысяч рублей. Он также имел право отправить на Воздвиженский завод «для присмотра» надежного офицера. В ноябре 1788 года М.А. Сибиряков попросил Е. Е. Барбота де Марни дать в кредит 200 рублей. Начальник ответил: «что ж до денег принадлежит, то уже мне позволительно под мою расписку взять у казначея, я хотя и много должен но на случай нужды взять могу». Вместе с деньгами он отправил просителю письмо: «200 р. по желанию вашему при сем отправляю и прошу зачесть в уплату моего вам долгу»^vii.
Если уж представители горнозаводской элиты испытывали значительные затруднения, то в каком состоянии находилась большая часть населения края?! Приписные к заводам крестьяне, в большинстве своем влачившие нищенское существование, трудились на казенной пашне: распахивали землю, выращивали хлеб и сдавали его в заводские магазины. Времени на обустройство домашнего хозяйства у них оставалось крайне мало. Кроме того, хлебопашцы занимались перевозкой руд, дров, ремонтировали дороги. Часть крестьян регулярно привлекались к горным работам. Судя по материалам ревизий, к тридцати годам многие работники не имели рук и ног, были слепы. В 17 лет некоторые болели «французской болезнью» – сифилисом^viii. На рудничных и заводских работах использовался труд двенадцатилетних и пятнадцатилетних мальчиков (грубенюнгов). По свидетельству чиновников, те из них, кто доживали до 50 лет, выглядели дряхлыми стариками. С горных промыслов постоянно убегали рабочие и каторжники, осужденные за убийства, грабежи и другие злодеяния. «Лихие люди», оказавшись на воле, занимались воровством, вымогательством, совершали разбойные нападения. В подобной обстановке строить новые здания, заводы, увеличивать производительность труда было нелегко. При решении этих и других проблем Е. Е. Барбот де Марни руководствовался законами империи и наставлением Кабинета.
Екатерина II наделила его судейскими полномочиями. Для борьбы с беспорядками он прибегал к жестким, но необходимым мерам. Беглецов приказывал «сечь нещадно» розгами и плетьми. То же наказание полагалось за укрывательство беглых, за несвоевременный донос на преступника. Внимательно изучив дело, представленное следственной комиссией военного суда, начальник выносил приговор, учитывая личные качества, семейное положение подсудимого. Обстоятельства, мотивы преступления, очевидно, тоже принимались во внимание. Представление о судебной практике, особенностях судопроизводства в то время дают приговоры, следственные материалы. Весьма показательно, например, судебное решение Е. Е. Барбота де Марни от 4 августа 1788 года: «Рассматривая доставленное мне при выписке из экспедиции дело производимое в оной и в учрежденном следствие о краже в прошлом 1787 году бывшими на собственном господина подпоручика Щербова покосе рядовыми Прокопьем Култуковым с товарищи у священника Писарева и крестьянина Матросова двух коров, нахожу я виновными и присуждаю солдата Прокопья Култукова укравшего обе коровы и подговорившего в молодых летах находящегося солдата Григорья Тараторина к краже первой коровы прогнать шпицрутен через тысячу человек два раза. А Тараторина в надежде что он впредь порядочным поведением сей поступок заслужит высечь батужьем, рядовых же Павла Перевалова и Василья Карташева за тож воровство и недонос куда следовало, а Дмитрия Казанова за то что знав оба сии воровства недонес шпицрутен чрез тысячу человек каждого по одному разу, салдатку же Безовчиху за несправедливое при следствии показание, и что она только по изобличении служителя Матвеева призналась в справедливости, высечь лозами. А хотя господин подпоручик Щербов при всех делаемых ему обличениях от известности и приказания к сей краже отпирается, но быв уже прежде по казенным делам в подобных деяниях и запирательствах в коих и изобличен наводит и ныне на себя справедливое сумнение, почему я в касательном до его осуждения кабинету Ея Императорского Величества представлю, ныне же определяю за то что он употребя в партикулярную услугу солдат в таком месте где и на нужную службу их недостаточно и отвратя их военного за ними присмотра не хотел собственного своего надзора на то употребить (не говоря о том, что всевозможное сумнение есть, что сия кража с его ведома сделана) что б бывшие на его покосе солдаты никаких безпорядков не делали за сии две покраденные коровы вычесть при первой даче из его жалованья за покраденную у священника Писарева девять рублей у крестьянина Матросова семь рублей коих и удовольствовать, вследствие чего Нерчинскому батальону и велено сие мое решение ныне же в действо произвесть, о чем экспедиция благоволит сведома быть»^ix.
Зато к престарелым и искалеченным рудокопам строгий начальник и судья относился снисходительно: освобождал их от выполнения обязанностей, отпускал с билетом «на прокормление», в отдельных случаях назначал жалование и выдачу провианта.
При нем в 1788 году была учреждена служба благочиния. Ее сотрудники обеспечивали тишину и спокойствие в селах. Нерчинский Завод тогда разделили на два квартала. За чистотой на улицах следили квартальные надзиратели. Они же проверяли документы у приезжих, сообщали обо всех происшествиях приставу благочиния. Считалось, что из «сего сведения и родится соблюдение, что не было ни пристанищу беглым.., ни прикрывательство воровству»^x. Пристав отвечал и за противопожарную безопасность.
Каждый вечер надзиратели вместе с караульными, дежурившими в заводе, совершали обход, арестовывали всех «праздношатающихся» и нарушителей порядка. Драки, мелкие правонарушения разбирались в благочинии, и здесь же виновные получали наказания.
В первые годы своего правления Е. Е. Барбот де Марни провел несколько преобразований, оказавших серьезное влияние на жизнь края. Повинуясь высочайшей воле, изложенной в наставлении и посоветовавшись с Томиловым, Егор Егорович в 1788 году принял решение о сокращении в нерчинско-заводской школе количества учащихся. В ней остались наиболее способные ученики. Остальных определили в грубенюнги, отдали обучаться разным специальностям в Нерчинский батальон или отправили домой на родительское содержание. Начальник осведомлялся об успехах школьников, приказал обучать их немецкому и французскому языкам. Дети, хорошо осваивавшие науки имели шанс продолжить обучение в петербургском Горном училище. Его выпускники обычно возвращались в родные села, создавали научные общества, кружки, преподавали в школах, изучали недра.
К тому времени из-за увеличения количества рудников и развития сереброплавильного производства возросла потребность в выносливых, сильных, хорошо обученных лошадях. Степные скакуны – любимцы жителей Даурии не годились к тяжелым заводским работам. Е. Е. Барбот де Марни, учитывая сложившуюся ситуацию, выступил с инициативой создать особый приплодный табун. Горная экспедиция приобрела 257 жеребцов и кобыл. Содержали их близ Кличкинского рудника, на обширных, богатых сочной травой степных пастбищах. Организатор казенного коневодства волновался за здоровье лошадей, когда они болели, пытался найти причину заболеваний, просил высочайший кабинет «о приписке ученого вольнонаемного коновала», который бы мог научить местных служащих лечить животных.
Особое внимание приходилось уделять организации лесной службы. Леса во владениях Кабинета ЕИВ вырубались варварски. Ради отопления помещений, получения поташа, увеличения выплавки драгоценного металла уничтожалась даже мелкая поросль. Не меньший урон лесному хозяйству наносили весенние пожоги и облавные охоты, когда охотники выгоняли зверей из тайги при помощи огня. Возле главного завода уже в 70-х годах XVIII века почти не оставалось деревьев. Горная администрация старалась спасти зеленое богатство. Е. Е. Барбот де Марни ввел должность валдмейстера, или заведующего лесничеством. Он контролировал использование жителями дров, отводил частным лицам лесосеки, организовывал борьбу с лесными пожарами. О случаях незаконной вырубки ему предписывалось доносить начальству, в противном случае могли последовать всевозможные взыскания.
Согласно императорскому наставлению, с целью «размножения казенного хлебопашества» в 1789 году ссыльных преступников, «которые явные доказательства своего поправления дали», расселили по небольшим поселениям вблизи заводов. Им предоставили возможность под надзором смотрителей заниматься хлебопашеством, разводить скот, учится ткачеству. Более того, женам хлебопашцев вменялось в обязанность быть прилежными и хозяйственными. «Домостроительство хлебопашца, – утверждал Е. Е. Барбот де Марни, – будет безуспешно ежели в доме его не столь прилежно работано будет как он на поле и ежели жена его по здешнему обыкновению будет сидеть руки сложа и ожидать чтоб муж ее китайками и дабами одевал. А потому нужно, чтоб каждая хозяйка имела свой исправной овощной огород, пряла бы лен пенку (которые в каждом доме разводить) ткала себе, мужу и детям вседневную одежду, ежели же бабы поселенные ткать холсты и сукна не умеют то доносить мне дабы я им дать мог человека могущего их научить, без чего селянин по дороговизне китайских и привозимых товаров, никогда в хорошее состояние не придет…»^xi. Посельщики не имели права заключать сделки, торговать, обменивать вещи, покидать поселение без ведома начальства. Нарушителей дисциплины сразу возвращали на рудничные работы. Преступников, работавших в подобных исправительно-трудовых лагерях, заставляли в назначенные сроки обработать землю, посеять, вырастить, убрать и сдать хлеб в магазины. Тем не менее, проблема снабжения населения продовольствием оставалась по-прежнему острой. Хлебопашцы в засушливые годы не могли даже прокормить самих себя.
iПресняков Е. А. О геологической съемке XVIII века в Нерчинском горном округе. Отдельный оттиск из «Геологического вестника». ТомV, вып., № 4-5 – 1926-27 –с.4.

iiГАЧО, ф.31, оп.1, д.272, л.41

iiiГАЧО, ф.31, оп.1, д.271, л.549

ivГАЧО, ф.31, оп.1, д.271, л.548.

vОбручев В.А. История геологического исследования Сибири – Ленинград, 1931, с 89

viГАЧО, ф.31,оп1, д258, л4

viiГАЧО, ф.31, оп.1, д. 268, 13об

viiiГАЧО, ф.31, оп.1, д.117, л. 60

ixГАЧО, ф.31, оп.1, д.262, л.235-235

xГАЧО Ф.31, Оп.1, Д.275, л 27

xiГАЧО, ф.31,оп.1, д248, л126 об

[toyohara]

Нерчинским заводам требовался не только хлеб, но и дешевые изделия из железа. Вот почему Е. Е. Барбот де Марни пристально наблюдал за строительством Петровского железоделательного завода, основанного иркутским купцом Бутыгиным у слияния речек Баляги и Мыкырты.

Предприниматель завершил строительство в 1789 году. Но начальник заводов знал, что новое предприятие рано или поздно будет отдано в ведение высочайшего Кабинета. Годом ранее он известил Нерчинскую горную экспедицию о том, что сумел получить на это согласие от Бутыгина: «На назначенном для строения железнаго завода месте имеет иркуцкой купец Бутыгин зимовье с сараем. Сии последнее без кровли, оба новые и нужные для перваго там заведения, изба к жительству, а сарай для кузницы могущей вместить четыре горна. В деревне же Никольской у крестьянина Ивана Калашникова галанские и ручные меха к употреблению годные. Тот же Бутыгин письмом меня уведомил, что он все то в казну охотно отдает, с тем, что оне были с казенной стороны оценены и каких денег стоить почтутся то бы число отдано было в Верхнеудинск к вновь строющейся спасской церкви [куда он сии деньги прикладывает] старосте с роспискою, которою он и получить просит. А по сему и прошу я экспедицию сие желание Бутыгина нужное заводским выгодам, при своем о том распоряжении выполнить приказать»ⁱ.

В 1791 году завод, названный Петровским, поступил в казенное ведение. На нем имелись формовочная, молотовая, плющильная, резная и якорная фабрики, доменная печь. Так, отчасти, благодаря стараниям выходца из французских дворян русская императорская фамилия расширила свое горнозаводское имение за Байкалом.

В связи с открытием железоделательного завода перед горным начальством возникла проблема: как с наименьшими затратами доставить его продукцию потребителям? Услуги «вольных возчиков» резко подорожали, и прибегать к ним не имело смысла. Е. Е. Барбот де Марни, что бы сэкономить средства попытался перевозить грузы по реке Хилок.

В 1790 году для «испытания ходу по сей реке» дважды отправлял экспедиции, но, не удовлетворившись их изысканиями, решил сам отправится в путешествие. В результате собрал сведения о глубине, скорости течения, очертаниях берегов реки. Проанализировав полученные данные, решил, что от впадения в Хилок речушки Сарантуй и до деревни Кулей, в 18 с небольшим верстах от Петровского завода, «на бечевом ходу» смогут пройти плоскодонные суда с грузом до 500 пудов.

В следующем году было построено одно такое судно, напоминавшее паром. До Кулея оно не дошло, а остановилось у речки Блудной, поскольку из-за выпавшего 21 сентября снега и ранних заморозков испытания пришлось прекратить. В 1792 году на воду спустили новое, как казалось, более совершенное судно – шпангаубт, построенный по присланному из адмиралтейства чертежу. Планировалось, что шпангаубт будет перевозить до 1000 пудов различных грузов. Но данная модель не оправдала ожиданий. При испытаниях большая «плоскодонка» часто садилась на мели, шла чрезвычайно медленно.

Тем временем, крестьяне Верхнеудинской округи вызвались возить «гужем» от Петровского завода по Хилку через Становой (Яблоневый) хребет до Читинского острога железные и чугунные вещи. За один пуд груза они брали от 28 до 32 копеек, что вполне устраивало горное начальство.

Строительство судов срочно остановили. Плоскодонки, готовые к спуску на воду, сохранили «для будущей надобности»ⁱⁱ.


По инициативе Е. Е. Барбота де Марни состоялось открытие еще одного завода. 4 мая 1792 года он представил Нерчинской горной экспедиции предложение: «при разработке нового Газимуровоскресенскаго прииска которого руд содержание экспедиции известно открылась надежда соблюсть казне излишния расходы платимыя за провоз тех руд на Газимурской завод и части кличкинских в Кутомарской построением времянного малоценного на первой случай близ Газимуровоскресенскаго рудника вододействуемого завода к чему со всеми потребными выгодами за семь верст от оных на речке Талмане обретено место»ⁱⁱⁱ.
Строительная команда из 32 человек под руководством берггешворена Ивана Мелехина быстро претворила в жизнь замысел руководства. В тот год на берегу Талмана начала работать фабрика с двумя печами, зажглись свечи в доме управляющего, зашипели реактивы в лаборатории.
Среди краеведов распространено мнение, что завод некоторое время именовался Талманским и только после 1825 года стал называться Александровским. На самом деле это название появилось гораздо раньше. 12 мая 1792 года Павел Томилов ознакомил членов экспедиции с данным ему от начальника заводов уведомлением «о именовании вновь назначенного строения для плавки серебросодержащих руд завода по именю Его Императорского Высочества благоверного государя и великого князя Александра Павловича»^iv. Тогда великому князю, наследнику престола, будущему Александру I было 15 лет. Словно по иронии судьбы завод, получивший имя внука Екатерины II закрыли в 1806 году и восстановили в год его смерти.
Е. Е. Барбот де Марни понимал, насколько важно для развития горного дела внедрять новые технологии. Поэтому в 1789 году в селе Благодатка начали сооружать «огненную махину». Через два года выяснилось, что при ее сборке допущены серьезные ошибки. Узнав о попытках нерчинских рудознатцев усовершенствовать техническое оснащение, Кабинет ЕИВ командировал за Байкал механика Федора Прокопьевича Борзова. С 1779 года он проходил стажировку в Англии. В Лондоне изучил огнедействующую (паровую) машину «для довольствия обывателей водою». С туманного Альбиона привез сконструированную им модель паровой машины «об одном котле».
В 1791 году Борзов руководил постройкой механизма для отлива воды из пруда в Кронштате.

В 1792 году с двумя учениками штата Колыванских заводов прибыл в Нерчинский Завод, осмотрел кабинетские предприятия и заявил, что намерен сделать машину «к действию огнем шести плавиленных печей» (для нагнетания воздуха в 6 печей – А.М.). Е. Е. Барбот де Марни дал ему еще двух учеников и отправил в сопровождении двух унтер-офицеров в Петровский Завод. Там конструктор провел несколько тяжелых лет, испытывая лишения, участвуя в спорах и конфликтах с начальством и подчиненными.

Андреян Евсеевич Сибиряков, управляющий Петровским Заводом, отличавшийся особой жестокостью возненавидев Ф. П. Борзова, искал причины, чтобы писать на него доносы. О своем непростом положении сообщал в письмах Е. Е. Барботу де Марни, надеясь, очевидно, на понимание и сострадание: «У меня не муки и круп, а масла и мяса я не вижу. Иногда хоть с голоду умри. Прямо сказать ссыльная страна… Кажется мне заведение все одно по заводам у вас. А только здесь один купец и тот почти грабит народ, негодную дабу продает почти в рубли из коей не выходит рубахи с поркам, да и той рады. Бедные нагишем много ходят… А у меня так же все ученики просят свечь. Управитель не дает, а купить негди. Ныне время осеннее темно ужинать без свету, а на работе бывают до девятого часу вечеру»^v.

Строительство машины шло медленно. Е. Е. Барбот де Марни высказывал недовольство. В 1797 году Ф. П. Борзов почти завершил работу. Но Егор Егорович так и не увидел результат стараний приезжего мастера …

В конце января – начале февраля 1796 года он тяжело заболел. Его самочувствие с каждым днем ухудшалось. 6 февраля ему стало совсем плохо. К больному начальнику пришли лекарь Осип Кричевский, капитан Христиан Фон Фитингоф и казначей Иван Павлуцкий, обеспокоенный тем, что находившийся при смерти руководитель вряд ли вернет деньги, взятые им из казенного «свинешного капитала», что бы расплатиться с долгами. Затем по вызову казначея пришел Павел Томилов. Е. Е. Барбот де Марни приказал подать своему ближайшему помощнику стул и принести водки. Так прошли последние часы деятельного, неутомимого человека.

По решению военного суда, рассматривавшего дело о «свинешном капитале» большая часть имущества покойного подлежала продаже. Знаменитую минералогическую коллекцию приобрел за 700 рублей тайный советник, член Кабинета ЕИВ Василий Иванович Попов. С описи уникального собрания сняли копию, минералы упаковали в 13 ящиков и отправили в Петербург^vi.


Перечисленные факты позволяют представить образ решительного, властного горного офицера, организатора, увлеченного наукой и не терпящего беспорядков. Он увеличил количество Нерчинских заводов, завел казенный табун, постарался усовершенствовать систему заводского хозяйства. При нем завершился процесс формирования Нерчинского горного округа (правда, это название появится позднее), как территориально-хозяйственного комплекса, призванного обеспечить замкнутый, независимый от дорогостоящих поставок сырья, оборудования и провианта, производственный цикл. Не случайно Екатерина II назначила Е. Е. Барбота де Марни на должность начальника заводов сразу после передачи их в ведомство императорского Кабинета. Его взгляды, действия, проекты соответствовали духу эпохи, а главное – совпадали с мнением государыни и потребностями государства. Вспомним, Екатерина Великая любила французскую литературу, поощряла ученых, но любое проявление протеста, будь то самовольный уход крестьян от барина или бунт, вроде пугачевского, не терпела и стремилась пресечь в корне. Самодержавная правительница и выходец из далекой Франции имели много общего. Они и умерли в один год, оставив историкам богатое эпистолярное наследие, которое позволит лучше понять историю нашего Отечества.
iГАЧО, ф31, оп.1, д.262, л.383

iiГАЧО, ф.31, оп.1, д.299, л. 78-82

iiiГАЧО, ф.31, оп.1, д.232, л. 202

ivГАЧО Ф.31, оп1, д.232, л.368

vГАЧО, ф.31, оп.1, д.318, л.53

viГАЧО, ф.31, оп.1, д..272, л.19

Сокращения:
РГАДА – Российский государственный архив древних актов
ГАЧО – Государственный архив Читинской области
КЕИВ – Кабинет Ее Императорского Величества